Игорь смутился, после паузы сказал:
— Понимаете, я не Михалков, не Рязанов, по телефону мне такого вопроса не решить. Надо побродить по коридорам, разыскать знакомых.
— Поехали, розыск моя профессия. — Крячко повернулся к Гурову: — Вот так. Лев Иванович, я всегда тебе говорил. — Он вздохнул и направился к дверям. — Идем, Игорь! Хорошего актера тебе не дают, будешь мучиться с Гуровым.
Когда дверь за полковником и режиссером захлопнулась, Гуров прошел в ванную, уставился в зеркало, помял лицо, сказал осуждающе:
— Действительно, что-то здесь не так.
Глава 4
СЫЩИКИ И АВТОРИТЕТЫ
Утром двадцатого октября лужи замерзли, ветер гонял по обледенелым тротуарам и мостовым первые снежинки, обертки «Сникерсов», обрывки газет с портретами вождей и прочий мусор, который москвичи и их гости выбросили за ненадобностью. Когда дворники получали гроши, то исправно выходили на службу и плохо ли, хорошо, но лопатами скребли. Сегодня дворник, обслуживая два участка, может заработать столько, сколько никакому инженеру не снилось. Однако никто к лопате не рвется, легче что-либо купить, перепродать, выпить и клясть чертовых демократов, сгубивших великую державу и обрекших россиян на голод и нищету.
Борис Михайлович Харитонов поднялся затемно, около семи. Собрался он с вечера, да и что собирать, уезжая под Москву на два-три дня.
Спал Борис Михайлович плохо, часто просыпался, все ему что-то виделось, казалось, в общем, чудилось. И что крутиться, запивать элениум коньяком, когда защищают человека с одной стороны Лялек с автоматчиками, с другой — полковник МВД? Да о такой защите ни один банкир или приватизатор мечтать не может.
Харитонов прошлепал босиком в ванную, долго стоял под душем, пуская попеременно холодную и горячую воду. Удовольствия никакого, одна жуть, но, говорят, полезно. И точно, когда он вылез из-под душа и начал бриться, то чувствовал себя превосходно.
В девять он, сидя за столом, пил вторую чашку кофе. Перед Борисом Михайловичем стоял телефонный аппарат, рядом лежали блокнот и две шариковые ручки. Пять минут десятого телефон вздрогнул, звякнул, Харитонов снял трубку:
— Слушаю.
— Вы заказывали номер в пансионате?
— Заказывал, заказывал.
— Запишите адрес. — Спокойный, невыразительный голос продиктовал адрес. — Платить наличными, кредитными карточками не принимается, паспорт обязателен, регистрация заканчивается в двенадцать тридцать. Всего хорошего.
В одиннадцать часов Борис Михайлович вышел из дома, вывел машину из гаража. К нему подошел гаишник, стукнул по окну жезлом, представился и сказал:
— Хозяин, подвези сменщика.
— Охотно, если по дороге, командир.
— Ему по дороге. — Гаишник отошел, махнул жезлом, останавливая «Жигули», проскочившие на желтый свет.
Харитонов открыл правую дверцу, мельком взглянул на штатского, воскликнул:
— Опять вы, полковник?
— Борис Михайлович, вы припаркуйте, а то в аварию попадем. — Крячко придержал руль.
Харитонов притормозил, прижался к тротуару.
— Меня прислал полковник Гуров, который решил ехать на сходку вместо вас. Место встречи и пароль, — протянул руку Крячко. — Давайте, давайте, у вас есть бумажка с адресом.
— А откуда я знаю…
— Слушай, козел! Я не Гуров, интеллигентностью не болею. Еще один вопрос, заткну твою паршивую глотку. Усвоил?
— Раз так решили, — промямлил Харитонов, вынул из кармана листок с адресом.
— Молодец, будешь слушаться, все будет о’кей! — Крячко достал из-под куртки телефонную трубку с антенной, крутанул диск, продиктовал адрес и пароль, хлопнул Харитонова по плечу. — Двигай.
— Куда?
— Пока на Тверскую, дальше зависит от тебя. Договоримся — поедем на конспиративную квартиру, где ты поживешь, пока ваш съезд не закончится. Не договоримся — двигаем прямиком в тюрьму.
— Простите, но Лев Иванович…
— Ты меня слушай, вякать опосля будешь, когда осознаешь. Гуров мой начальник, я его уважаю. Но с его методами работы не согласен. Генерал тоже не согласен. Гуров, конечно, ас, слов нет. Он в конторе в авторитете, но его фигли-мигли с вашим братом не всем нравятся. Я это к чему? У тебя когда первый выход на связь с Ляльком?
— В двенадцать тридцать.
— Вот и ладушки, правь в сторону этого пансионата. Не доезжая двух километров, остановишься. В двенадцать тридцать ты доложишься шефу, а в конце завопишь, что машинка отказывает, присылать никого не надо… На связь больше не выйдешь.