- Он подумает, что это очень красивый флаг!
- Он, вероятно, американец.
- Хотелось бы знать... не англичанин ли он скорее всего? Да, что мы за люди — он уже видит теперь по флагу. Ну, да — он видит, что это ребята из старой Норвегии!
Оба корабля приближались друг к другу с большой быстротой.
— Он поднял американский флаг! — закричал вахтенный из бочки, который навел на корабль подзорную трубу. И правда, скоро мы все увидели это: на его гафеле развевался флаг со звездами и полосами. Ясно было, что теперь он увидел и узнал наш флаг. Густой дым валил сзади судна; у него, очевидно, был тоже мотор, как и у нас, и корабль быстро приближался.
Пора было приукраситься для первой встречи. Четверо из нас должны были перейти на борт к американцу, трое остальных останутся на „Йоа“ смотреть за судном. Быстро было вынуто наше лучшее платье. Каждый оделся по своему вкусу. Одни предпочли эскимосскую одежду, другие костюмы из норвежской домотканой материи. Один из нас нашел, что к данному случаю подходят больше всего тюленьи сапоги, другие предпочли обыкновенные морские сапоги. Мы прибрали также, насколько было возможно, и на палубе. Из своей наблюдательной бочки американец в бинокль мог рассмотреть до мельчайших подробностей нашу палубу. А ведь нам нужно было произвести на чужих самое лучшее впечатление. Мы были теперь так близко друг к другу, что с нашей палубы был виден весь корабль. Это была небольшая двухмачтовая, выкрашенная в черную краску шхуна; у нее был сильный мотор, и под форштевнем[71] высоко вздымалась пена. Паруса были тоже поставлены. Мы привели все в порядок, легли в дрейф и спустили шлюпку — свое наиболее мореходное плавательное средство. Она, правда, была неказиста на вид, а у господина начальника не было удобного сиденья на корме под флагом. Но лодка была под стать кораблю, к которому она принадлежала, да и мы ведь были не на увеселительной прогулке. Американец застопорил машину и ждал нас. С двумя гребцами на веслах мы скоро очутились возле него. Нам был брошен конец; я схватил его и снова вошел в соприкосновение с цивилизованным миром! Впрочем, он не был представлен чересчур великолепно: "Чарльз Ханссон" из Сан-Франциско не имел вида судна, снаряженного роскошно. Парадный трап был тоже не нужен, так как судно низко сидело в воде.
Мы схватились за вант-путенсы[72] и вскарабкались на борт. Первое впечатление было очень странным. Вся палуба была так загромождена, что по ней трудно было пробираться. Эскимосские старухи в красных платьях и негры в самых пестрых туалетах сновали взад и вперед, словно в каком-то сказочном мире. Пожилой седой человек вышел мне навстречу на ют.[73] Он приоделся и только что выбрился. По-видимому, это был командир судна.
- Вы капитан Амундсен? — был его первый вопрос. Я был очень удивлен, что наша известность проникла так далеко, и отвечал, — да, это я.
- Это первое встреченное вами судно? — спросил старик. И когда я ответил на это утвердительно, он просиял. Мы долго сердечно пожимали друг другу руки.
- Я чрезвычайно счастлив, что могу первый поздравить вас со счастливым прохождением Северо-Западным путем!
После этого мы очень любезно были приглашены в его каюту. Там было не очень просторно, но все же почти столько же места, что и у нас самих на „Йоа“. Джемс Мак Кенна, капитан „Чарльза Ханссона“, был среднего роста плотным мужчиной лет 50-60. Было сразу по нему видно, что он завсегдатай полярного моря. Его обветренное, морщинистое, медно-красное лицо говорило о перенесенных холодах и непогоде. Он был очень весел и любезен. Он спросил нас, не нужно ли нам чего-нибудь, — так как в таком случае, он готов служить нам, поскольку это в его силах. Но единственным, в чем мы давно нуждались, были вести с родины. Их, к сожалению, у него не было! Правда, у него есть кое-какие старые газеты, но...
- Старые для вас! Но для нас они горяченькие!
Он принес нам связку, и по удивительной случайности мой взор упал прежде всего на заголовок, заставивший меня выпучить глаза: "Война между Норвегией и Швецией".
Я мигом проглотил сообщение, но оно было очень кратко. Капитан же Мак Кенна давно уехал из дома и тоже не мог ничего сказать нам. Мы опросили всех на судне, не знает ли кто-нибудь больше, но никто не знал. И эта неопределенность была мучительнее прежнего полного неведения. Но делать было нечего, — нам пришлось отложить в сторону огорчения и ждать.
После очень хорошего обеда мы с лейтенантом Хансеном приступили к собиранию как можно более подробных сведений о дальнейшем плавании. Мак Кенна был старшиной американского китобойного флота и знал северный берег Америки как никто другой. Нам особенно были ценны для дальнейшего плавания американские карты. Они были более новы, чем наши, и в них заключалось много новых подробностей. С пометками на полях и направлениями курсов, нанесенными старым опытным шкипером, они были для нас прямо сокровищем. Карты были довольно потрепаны и потерты, поэтому мы завернули их с величайшей тщательностью.
72
Вант-путенсы - металлические полосы, стержни или цепи, проходящие снаружи борта парусного судна и прочно скреплённые с обшивкой.