Восточный ветер произвел во льду большой переворот. Мы подошли к кромке льда и пошли вдоль нее на глубине 3 саженей. В 3 милях от мыса Симпсона, на мели, бывшей там, стояли торосы значительной высоты. Видимость все еще была плохая, а свежий ветер достигал силы штормовых шквалов, поэтому мы подошли с подветренной стороны к льдине, стоявшей поблизости на мели и ошвартовались у нее. Нет ничего легкомысленнее продвижения во льдах, которых нельзя окинуть взором. Можно оказаться в какой-нибудь такой бухте, откуда нельзя будет выбраться, и совершить тогда невольное путешествие к Северному полюсу! А в этой области Ледовитого океана такая опасность больше, чем где-либо в другом месте. То течение, которым так замечательно сумел воспользоваться Нансен, то самое течение, которое увлекло с собой больше сотни американских судов и которое в 1879 году унесло "Жанетту" под начальством Де Лонга, — проходит здесь вблизи мыса Барроу с наибольшей скоростью и направляется к северо-востоку — иногда прямо со стремительной быстротой.
Пробиваясь сквозь лед, мы к своему несчастью ударились одной из лопастей винта о торосистый ледяной выступ, машина сразу остановилась, и, несмотря на все усилия машиниста, нам не удалось пустить мотор в ход. Лопасти винта остались целы, но согнулся вал. Мы отнеслись к этому спокойно, и огорчение наше уступило место радости при мысли, что этого не случилось раньше! Стоявшая на мели льдина, у которой мы ошвартовались, на этот раз была большая и надежная, и мы были избавлены от всяких случайностей. Мы находились как раз у Фэтиг Бэя. Ночью лед то сходился, то расходился. Ветер утих, и в 6 часов утра мы отдали швартовы и пошли на запад. Мимо нас проплывали огромные ледяные массы, и нам приходилось увертываться от льдин. При постановке грота у нас сломался гафель, и мы теперь совсем осели — ни мотора, ни парусов, — ведь без грота судно теряло способность маневрировать. Мы поставили штормовые паруса и с попутным ветром шли довольно хорошо. Через час гафель был починен, и мы снова поставили грот. Теперь мы быстро продвигались на запад среди разреженного льда, но мне не нравилось, что между нами и берегом было так много льда. Около полудня льды так сжало, что не могло быть и речи о дальнейшем продвижении вперед. Мы подошли тогда к льдине, которая, как нам показалось, стояла на мели, и ошвартовались у нее. Видимость все время оставалась плохой. Лед начал дрейфовать к западу, и нам следовало подумать, как бы выбраться из него. В 2 часа туман разошелся, и мы увидели поверх длинного низкого мыса верхушки мачт двух судов. Это должен был быть мыс Барроу. Суда стояли под ветром у западной его стороны в ожидании выхода в море. Дрейфующий лед, отделявший нас от береговой полыньи, начал расходиться, и мы единогласно решили пробиваться через него. Нас привлекала также возможность установить связь с судами. В три с половиной часа дня мы решили пробиваться через разошедшийся сплошной лед. Мы отдали швартовы, поставили все паруса и направились прямо к самому разреженному месту ледяной массы. Я послал в дозорную бочку самого опытного из нас — Лунда. Теперь, когда мы шли только под парусами, пребывание на судне опытных и испытанных в плавании на яхтах людей оказалось более чем когда-либо полезным. Управление парусным судном в сплоченных и сильно сжатых льдах требует многолетнего опыта. На паровом судне всякий сумеет форсировать лед. К счастью, перед тем, как войти в лед, мы прошли некоторое расстояние по чистой воде и потому успели развить хороший ход. Нас здорово встряхнуло, когда „Йоа“ ударилась об лед. Полетело все, что лежало на палубе не привязанным, но лед расступился перед форштевнем судна. Мы все бешено работали лодочными баграми, расчищая дорогу и отталкивая лед в стороны изо всех сил. А судно шло на всех парусах и все нажимало да нажимало. Таким образом мы продвигались вперед дюйм за дюймом. Вскоре нам оставалось уже немного. Пред последним ударом мы развили хороший ход. Словно старая „Йоа“ сама понимала, что теперь наступил решительный момент. Она ударилась о две больших льдины, которые хотели закрыть перед нею Северо-Западный проход, и теперь ринулась на них, чтобы заставить их расступиться и пропустить ее вперед! Ребята отбивались баграми с обоих бортов — тяжелая ожесточенная схватка. Миллиметр за миллиметром медленно раздвигался лед. Раздался дикий радостный, торжествующий крик, когда судно скользнуло на чистую воду. Чудовище было побеждено, мы очутились на чистой воде, на свободной дороге домой! На всех лицах сияла радость, и мы на всех парусах пошли на запад по береговой полынье. Все ближе и ближе подходили мы к судам — а, значит, и к вестям из дома от дорогих нашему сердцу, от всего мира. Мы знали, что там, на этих судах есть письма, ожидающие нас. Риф за рифом тянулись вдоль берега, образуя большие лагуны. В шесть с половиной часов дня пошел густой снег с дождем, и ничего не стало видно. Нам пришлось опять искать убежища за льдиной. Час спустя снова прояснело, и мы увидели верхушки мачт пяти судов. Поставить паруса было недолго, и вскоре мы уже шли. На наше счастье не переставал все время держаться северо-восточный ветер, так что мы и не вспоминали о своем моторе. Глубина тоже была хорошая, самое меньшее показание лота было 2 1/2 сажени.