Бриз с северо-востока продолжал держаться, но был довольно слабый. Набегали шквалы с дождем. У мыса Бельчера мы простились с последними льдами, лежавшими в виде небольших льдин у мыса. Больше мы уже не видели никаких признаков льда. Я боялся, не открылась ли у нас течь во время последней стычки со льдами. Но, напротив, судно пропускало воды меньше, чем когда-либо. Вместо 200 раз за вахту теперь приходилось качать помпы всего 40 раз. Но вскоре вода снова стала набираться по старому.
24 августа впервые наступил штиль.[83] Легко было говорить, что мы можем обойтись без мотора, когда был хороший ветер. Теперь стало хуже, и недовольство вылилось наружу. Взялись за машиниста.
— Слушай, кузнец, почему же у тебя не работает твоя кофейная мельница?
На бедных машинистов через люк сыпались градом насмешки, а те, бедняги, работали в поте лица своего, стараясь по возможности исправить повреждение.
С того самого времени, когда мы покинули берег Гренландии, и до сих пор мы не видели моржей. Но здесь мы встретили нескольких в море. Впрочем, большого количества их все-таки не было. С каждым днем температура все повышалась по мере того, как мы подвигались к югу, и мы с удовольствием встречали эту перемену. Будь ты хоть трижды полярником, но нельзя отрицать, что тепло приятно, когда ты долго был его лишен. Появились отдельные морские птицы, которых мы тоже давно не видели, — глупыши и пр. Даже зрелище медузы пробуждало в нас радостное чувство. Все это было знаком того, что мы приближаемся к областям умеренного климата.
30 августа в 11 часов утра мы увидели мыс принца Уэльского. Это восточный столб ворот Берингова пролива. Но вершина его была закрыта туманом, поэтому нам нелегко было определить с уверенностью, тот ли это мыс. От этого мыса идет длинная узкая песчаная гряда на 25 миль к северу. По обе ее стороны глубоко, так что нелегко определить промером, с которой она остается стороны. На несчастье можно легко попасть между отмелью и берегом, и тогда положение будет довольно серьезным при нынешних обстоятельствах. Было сильное волнение. Один шквал сменялся другим, и „Йоа“ сильно качало. Для большей уверенности мы отошли мористее, как только показался берег. В час с половиной дня стало яснее, и мы узнали Фэруэй-Рок, своеобразную скалу в виде стога сена, которая поднимается прямо из моря. Лучшего отличительного знака нельзя и придумать, и мы снова могли определить правильный курс. Войдя в пролив, мы увидели мельком и оба острова Диомида. Эти острова кажутся голыми и необитаемыми, однако там живет целое эскимосское племя, женщины и мужчины которого очень высоко ценятся китобоями. Там нет никакой гавани, но китобои всегда заходят туда весной по пути на север и выменивают там разные вещи. Они охотно также берут отсюда с собой эскимосов, так как эскимосы эти считаются людьми дельными.
Когда мы проходили между островами и берегом, мы, старики, собрались на палубе и выпили в первый раз за то, что Северо-Западный проход пройден, наконец, на судне. Я надеялся отпраздновать этот момент хорошенько, но погода не позволила. Все торжество ограничилось одной рюмкой! Мы даже не могли поднять флага, так как его сейчас же разорвало бы в клочки.
Я считал, что до темноты мы дойдем до мыса Йорк и остановимся там на ночь, но мы не дошли. Приблизительно в 10 милях от мыса Йорка мы легли в дрейф, взяв два рифа у грота, поставив зарифленный стаксель[84] и кливер. Мыс принца Уэльского защищал нас от самой сильной волны. Когда мы на рассвете хотели отдать рифы у грота, сломался гафель. На этот раз, скорей всего, тяжесть самого гафеля была причиной катастрофы. Мы надеялись, что ветер продержится до тех пор, пока мы не дойдем до Нома и не раздобудем себе там новый гафель. Старый уж нельзя было больше чинить. Поставив штормовые паруса и использовав все прочие тряпки, какие только у нас были, мы понеслись на юг к Ному. В сущности, я не собирался заходить в Ном, но после несчастья с гафелем у нас не было иного выбора. У мыса Барроу я получил письмо с приглашением всех нас зайти в Ном и погостить там по пути на юг. Теперь это нас очень устраивало. Мы сократили по возможности путь и прошли между Слэдж Айландом и берегом. Когда мы днем проходили к востоку у берега Нома, ветер начал мало-помалу стихать и перешел в совсем малый бриз. Мы чрезвычайно медленно продвигались вперед.
— Ну, Лунд, — сказал я, прогуливаясь по палубе (был прекрасный день). — Вы ведь все умеете делать, неужели же вы не можете поставить нам грот? — Этого не мог вынести гордый Лунд, и вскоре грот был снова поставлен. У нас, правда, был не совсем вид увеселительной яхты, но зато ход стал значительно лучше. Для такого слабого бриза мы быстро скользили вперед. И вот вдали вынырнули дома Нома. Еще на час такого ветра, и мы дойдем. Но судьбе было угодно иное, и наступил полный штиль. Нас, вероятно, уже было видно из города, и мы подняли свой флаг. Небольшое дуновение ветра время от времени подвигало нас несколько вперед, но немного. Мы видели, как в городе зажигались огни, и находили свое положение весьма досадным. Вдруг около нас вынырнул маленький катер; свист, вой и крики — американское выражение энтузиазма — раздались нам навстречу.