Мы делили подарки по жребию, чтобы предотвратить всякую зависть, которая может появиться даже у ангелов. И судьба вела свою капризную игру. Большой восторг вызвали забавные бумажные колпаки, вложенные в красивые вышитые вещи. И жребий указал для Линдстрема на колпак с надписью: "Жирной полярной свинье!" Мы разразились хохотом и надели колпак на голову свиньи. Маленький фонограф[37] был неутомим и угощал нас песнями и рассказами, сколько нашей душе было угодно.
Кругом судна было величественно и тихо. Изумительное северное сияние заливало пламенем все небо. Но вечно неспокойные лучи волнуют душу, как будто они посылают — особенно в рождественскую ночь — немых трепещущих посланцев из внешнего мира — от тех, кто дома теперь тоже празднует рождество.
В первый день рождества у нас был двойной праздник. Вик праздновал свое 25-летие. Он был самым молодым участником экспедиции и самым жизнерадостным, полным забавных шуток и историй, заводилой всякого веселья. Огромный крендель, который преподнес нам при отъезде кондитер Хансен, был гвоздем праздника.
Утром прибыл старый эскимос Тераиу и был любезно принят, как поздравитель. Тераиу был одним из самых старших наших друзей — одним из пяти, появившихся в первый раз. Ему было лет 50 - 60, и он был большой шутник. Впрочем, у своих соотечественников он не пользовался никаким уважением, несмотря на свой возраст; они смотрели на него, как на дурачка, которого только терпели в своей среде. Он был не так уж глуп, что видно будет дальше.
Поздравитель Тераиу, однако, по-видимому пришел не по праздничному делу. Его лик и движения носили явные признаки глубокого уныния, и в глазах стояли слезы (старый мошенник!). Он болтал и рассказывал без конца и края, но было довольно ясно, что он жаловался. Но гораздо труднее было угадать, чем он так огорчен. Наконец-то общими усилиями нам удалось выяснить, в чем заключались его несчастья. Остальная часть племени ушла и бессовестно бросила старого Тераиу с семьей одного, и теперь ему нечего ждать кроме верной голодной смерти; не сжалимся ли мы над ним и не позволим ли ему провести с нами самое тяжелое время зимы.
Конечно, мы были глубоко тронуты его грустным рассказом и пообещали ему, что он может прийти к нам с женой и ребенком. А пока, сказал я ему, я сам при первой же возможности съезжу в Каа-аак-ка и посмотрю, как обстоит дело.
Тераиу и его семья скоро явились. На второй день нового 1904 года мы решили отправиться в Каа-аак-ка. Погода была восхитительная, тихая и ясная. Но термометр показывал 44° мороза! Лейтенант, Лунд, Ристведт и я приготовились вместе с семейством Тераиу к путешествию. В сани были запряжены 8 собак. Впрочем, мы были сравнительно легко снаряжены, так как должны были пробыть в отсутствии всего одну ночь. Каждый заботился сам о своем снаряжении, а провиант я поручил нашему славному коку, который был испытанным полярным путешественником. А мы все были одинаково малоопытны в таких санных поездках.
По ровному льду пролива мы очень быстро двигались к западу и через шесть часов дошли. В стоянке у Каа-аак-ка все выглядело совсем иначе, чем когда я был там в последний раз — пустынно и мертво, снежные хижины, без людей и без каких-либо иных признаков жизни, казались забытыми богом. Только хижина Тераиу носила признаки населенности. Кайаголло, фру (дама) Тераиу, или, как мы обычно ее называли между собой, "Старый орел", отодвинула снежную глыбу, которой был тщательно прикрыт вход, вошла и развела огонь. Сам Тераиу пошел к озеру, чтобы прорубить прорубь во льду и достать питьевой воды. Ему понадобилось целых два часа, чтобы жалким острым шестом проделать отверстие во льду.
Тем временем мы нашли одну из наиболее приличных покинутых хижин и заняли ее на ночь. Собаки бродили кругом, нюхали и копали в поисках прибавки к дневному пайку — 1/2 кг пеммикана, — но напрасно. На этом неописуемо пустынном месте невозможно было ничего найти ни для людей, ни для животных. В хижине Тераиу, сложив под себя ноги, сидела Кайаголло и тянула бесконечное свое "Ханга-а-ха-яа-ха-а" причем ни она сама, ни ее пение ничуть не очаровывали нас. И вот мы залезли в свою хижину. Там тоже не было ничего веселого. Прежде всего 50-градусный мороз забирался внутрь через открытое оконное отверстие в крыше, во-вторых, вся хижина была полна разбросанных оленьих костей; куда бы мы ни ставили ногу, мы везде попадали на них, чего бы мы ни касались, мы натыкались на оленьи кости. Все это было противно — просто свинство. Но сейчас будет лучше! Мы затащили свои вещи и собирались устроиться удобно, но прежде всего обнаружили, что наш милый Линдстрем забыл уложить свечи. Не буду утверждать, что и хижина и наше расположение духа стали много лучше от принесенных старым Тераиу нам на утешение и взамен свечей смехотворных крошечных комков мха и жира. Мы окрестили их "световыми пилюлями" — но это лучше, чем ничего. Лунду, который на этот вечер был поваром, после долгих усилий удалось зажечь примус, и от чайника пошел приятный теплый пар.
37
Фоно́граф — первый прибор для записи и воспроизведения звука. Изобретён Томасом Эдисоном.