Геодезическая партия работала, главным образом, по ночам, и мы называли их полуночниками. В отместку те называли нас засонями. Мы вели отдельно свое хозяйство, и между Ристведтом и поваром полуночников происходили постоянные распри. Ристведт был настоящий мастер поварского искусства и сам большой гурман. Геодезисты во время своих экскурсий убивали самых больших, жирных куропаток, а мы должны были довольствоваться какими-то несчастными маленькими и тощими, которых приносили нам эскимосы. И Ристведт время от времени лазал в погребок товарищей и менял куропаток — к великому неудовольствию другого повара!
Эскимосы были нам очень полезны, так как ежедневно приносили оленей. Когда мы 14 июня возвращались домой, то у нас таким образом оказался целый запас оленьего мяса, к большой радости остававшихся на борту судна и тосковавших без свежей пищи. Мы пришли ранним утром в 3 1/2 часа. Огчьокту спало глубоким сном. Нам в глаза сразу же бросилась большая перемена по сравнению с тем, что было, когда мы уезжали. "Йоа" сбросила свой зимний наряд. На судне не было крыши. Внутри судно тоже избавилось от ига зимы. Линдстрем произвел замечательную работу. Он убрал огромные массы льда, лежавшие целыми глетчерами во всех углах и закоулках. Все стены сверкали нам навстречу, вымытые и вычищенные после зимней сажи и грязи. Многорядные световые люки с прокладками из оленьего меха были сняты, и воздух и свет проникали внутрь судна свободно. Поднявшись на корабль, мы вздохнули с облегчением: свершилось вступление весны на судно!
Сюда стеклось множество эскимосов, ставших лагерем вокруг нас. У самых дельных и аккуратных были поставлены палатки, и в них было совсем хорошо. Наоборот, наиболее ленивые пользовались своими старыми "иглу" — которые, впрочем, и не были настоящими "иглу", а просто ямами под снегом, куда жильцы залезали через отверстие наверху. Другие строили себе круглую стену из снега и покрывали ее крышей из шкур. Этим они избавлялись от неприятной неожиданности, с которой я уже несколько раз знакомился, заполучить в качестве пуховика крышу!
Раньше я уже упоминал, что мы нашли представления эскимосов о нравственности очень высокими, даже строгий судья ничего не мог бы сказать об их семейной и женской морали. Теперь, возвратившись после десятидневного отсутствия, я нашел удивительную перемену в этом отношении. Всякий стыд точно сдуло ветром, и мужья предлагали своих жен, старухи своих дочерей и невесток, как всякий другой товар. Почему случилось это превращение, я так никогда и не узнал. Но с этих пор у нас не было причин говорить о какой бы то ни было "морали" у эскимосов!
Годовщину нашего отъезда из Норвегии мы отметили небольшим торжеством. А уже на другой день Ристведт и я снова двинулись в путь, чтобы устроить кольцо магнитных станций вокруг главной станции — для изучения магнитных условий поблизости от основной станции. Свой поход мы начали в 10 часов вечера вместе с двумя нашими эскимосами, держа курс на Тьятаа-арлу (мыс Луиджи Абруццкого). Снег нельзя было употреблять в качестве строительного материала, и поэтому я взял с собой палатку-обсерваторию. Мыс Абруццкого совершенно низкая, песчаная коса, идущая в южном направлении от Абва (гора Матесона). Она поросла мхом и испещрена озерками — настоящий рай для птиц. Когда мы ранним утром ставили палатки, прямо на нас спустились две куропатки, самцы, и начали драться, так что перья полетели. Но птицы не знали о великом Немвроде[46] экспедиции. Им в ту же минуту пришлось перенести поле своей битвы в нашу суповую кастрюльку!