Зимородов подержался за фонарный столб. Глубоко вздохнул:
- Идемте, почти пришли.
Салон красоты работал. Вернее, бездействовал из-за отсутствия желающих, но был открыт. Доктор положил руку на знакомые перила, крепившиеся к литой узорной решетке, и поставил ногу на ступеньку. Ювелир притих. В салоне царила мертвая тишина.
- Не дай бог, - сказал Зиновий Павлович, поднялся и вошел в распахнутую дверь. - Ни к чему не прикасайтесь, Ефим. Елена Андреевна! Здравствуйте! Это мы! Мы вчера у вас были!
Зимородов предупреждал о своем приближении, как будто заранее знал, что хозяйка напугана до смерти и затаилась в своей норе, хотя страшиться ей было нечего - на первый взгляд.
- Елена Андреевна! Вы у себя?
- Смотрите, - сказал Греммо, указывая на мусорную корзину, в которой лежала окровавленная салфетка.
Зиновий Павлович молча взглянул. Поискал глазами, нашел такую же, чистую, и уже ею взялся за дверную ручку.
Елена Андреевна сидела за столом. Углы небольшого телевизора были закруглены, но это не помешало бытовому прибору плотно войти в ее череп и развалить его до переносицы. Телевизор работал, звук был выключен. Показывали мультфильм. На экране возникла рожа юмористического слона. Слон размахивал хоботом, и казалось, что это он сидит в кресле, иронически наклонив голову. Треугольная пасть открывалась весело и беззвучно. Содержимое черепа стекало на нижнюю половину лица Елены Андреевны, так что слон обзаводился пышной красной манишкой. Может быть, его рвало от менингита, и он сошел с ума.
Позади доктора мягко чиркнуло. Греммо сполз по стене и теперь сидел на полу.
Руки хозяйки ровно лежали на столе поверх приходно-расходной книги. Меж ними покоились очки, взиравшие на Зиновия Павловича пустыми стеклами. Лопасти вентилятора гнали по кабинету воздушные волны, насыщенные естественным железом.
- Мимоза! - позвал из-за спины ничего не соображавший ювелир.
- Молчите, - слова давались Зимородову с неимоверным трудом. - Не ищите ее. Она тоже мертва. Нам надо бежать.
Он подхватил Греммо под мышки, резко вздернул.
- Ефим! Соберитесь! У меня нет сил тащить вас на себе.
- Я пойду, пойду сам...
Пробежка не запомнилась; оба пришли в себя уже за двести шагов от салона. Зиновий Павлович тяжело дышал.
- Что вы там говорили про подвал?
Город рисовался ему как мясокомбинат, специально обогащенный инфраструктурой для общего заблуждения.
- Я хочу домой...
- Туда нельзя.
- Пусть будет полиция, я готов сдаться!
- Дело не в полиции. Давайте сначала исчезнем, после я все объясню...
Участок пути от салона до подвала истерся из их памяти. Они, как прежде, кружили по округе, но события начали складываться, как выражаются кинематографисты, в манере клипового монтажа. Только что они были там - и глядь, они уже тут. Несущественное вываливалось подобно гнилым зубам, важное подбиралось и уплотнялось, как перепуганная мошонка. Партия шла к концу, и невидимые игроки, исполненные азарта, все быстрее переставляли фигуры, как будто скорость могла повлиять на исход.
...В подвале было темно.
- Здесь должен быть выключатель, - уверенно молвил Греммо.
Зимородов не видел спутника, лишь ощущал его присутствие.
- Полное сумасшествие - соваться сюда, - пробормотал он.
- Вы сами предложили.
- Здесь сыро и воняет. Может быть, поищем другой?
- Я знаю только свой, - отозвалась тьма голосом ювелира. - Он никогда не запирается. В свое время висел замок, но про террористов давно забыли, бомжи сорвали его...
Где-то журчала вода; еще Зиновию Павловичу было слышно, как шуршит ладонью Греммо, нашаривая на стене выключатель.
- Я бывал здесь, - бормотал ювелир. - Морили комаров, отравили всю лестницу. Я спускался выяснить, откуда пахнет.
Щелкнуло, и подвал озарился светом мутной лампы. Взору Зиновия Павловича предстали трубы, клочья пакли и ваты, ржавый инвентарь. Он присмотрелся к чему-то, выступавшему из-за штабеля поддонов, невесть зачем сюда сгруженных. С великой неохотой он понял, что видит кончики пальцев. Сантиметр, не более, узнаваемый по яркому лаку, хотя бы и потускневшему в полумраке.
- Там, за ящиками, кто-то лежит, - сказал он дрожащим голосом. - Я этого больше не вынесу.
Он вынес.
За штабелем скрывалась Мимоза. Она лежала ничком, руки стянуты на пояснице скотчем; рядом была брошена дворницкая лопата. Зиновий Павлович, превозмогая себя, перевернул труп. Гримаса повергла его в ужас. Штык лопаты вошел в рот, и лицо, украшенное угольными усиками, стало похожим на кукольную маску, челюсть у которой, если потянуть за ниточку, отваливается на добрую полуокружность головы. В багровом месиве виднелись переломанные пеньки зубов. Налитая синяя губка, похожая на тугого червячка, виднелась чуть-чуть. Пальцы были отрублены. Коротенькие волосатые ноги разметались, плотное пузико вздымалось надгробным холмом.