- Подмога, - крякнул Модест, щелкнул замком и впустил Кретова.
Вчерашний выпивоха, знаток жизни в ее разнообразных проявлениях, больше не напоминал французского гимнаста. Усы казались нарисованными, а в лице обозначилось нечто неблагородное и постыдное, как будто Кретов только что прямо на лестнице сожрал кусок сырой свинины.
- Что же вы творите? - укоризненно спросил он, достал пистолет и прицелился в Модеста Николаевича. - Совсем сорвало резьбу?
- А что мы такого сделали? - удивленно спросила Каппа Тихоновна. - Модест, я же сказала тебе - пистолет!
Ее непонимание выглядело совершенно искренним.
- Пистолет лучше вернуть, - заметил Кретов. - Впрочем, я сейчас сам заберу. С катушек съехали, падлы. Отмороженные дебилы. Вы зачем...
Модест Николаевич метнул тесак, и лезвие ударило Кретова по лбу. Тот пошатнулся от неожиданности, опустил оружие. Он растерялся на секунду, но Модесту больше и не понадобилось. Каппа Тихоновна торжествующе смотрела, как муж осуществляет прыжок с места и обрушивается на противника всем своим немалым весом. Оба рухнули на пол, пистолет отлетел, и Каппа Тихоновна проворно его прибрала. Модест Николаевич всколыхнулся, ухнул и ударил Кретова в глаз. Из-под кулака чавкнуло. Ручищи заходили ходуном, изничтожая врага.
- Не тяни резину, ты бы так тесто месил на пельмени, - заметила Каппа Тихоновна.
Супруг взял Кретова, лицо которого превратилось в лиловую квашню, за уши, оторвал голову от пола и с силой опустил. Паркет пошел трещиной, а у Кретова вдруг выскочили до предела глаза, которые, казалось, уже безнадежно заплыли. Модест повторил, и взор Кретова остановился. Для верности тот дернул и опустил в третий раз, а затем с натугой поднялся, держа в руках по оторванному уху.
Отдуваясь, он лаконично бросил в сторону ювелира и доктора:
- Что встали, ступайте. Займемся толкованием сновидений.
- Не мог поаккуратнее, - упрекнула его Каппа Тихоновна. - Я руки сотру отмывать это все.
- Омоем, - бодро ответил Модест Николаевич, увлекая Греммо и Зимородова в комнату.
В супружеском будуаре на Модеста навалилась усталость. Он положил уши Кретова на стол и тяжело сел. Кровать под ним ахнула. Модест сидел с растерянным видом и смотрел перед собой немигающим взглядом. Он мог позволить себе недолгий ступор: Каппа Тихоновна держала Зиновия Павловича и Ефима под прицелом. То есть она не целилась, а просто стояла вооруженная пистолетом; тесак улегся между ушами на стол. Он был похож на взбешенного оратора, которого лишили слова и которому пришлось сесть на место, где его все еще колотит внутренним боем, он сдерживается с трудом, повторяет про себя несвязные аргументы и ждет случая, чтобы вскочить, побежать к трибуне и пойти в рукопашную. Зиновий Павлович вдруг понял, что ствол пистолета удлинен глушителем. Пользы от этого открытия ему не было никакой. Греммо же таял на глазах. Уютный мир обернулся декорацией. Откройся у ювелира под носом четвертое измерение, а следом пятое и шестое, он удивился бы меньше.
- Вам нужно в больницу, - обратился Зимородов к Каппе Тихоновне. - У вас безумие на двоих, классический случай folie a deux. С кого началось - уже не имеет значения. Неужели вы думаете, что все это сойдет вам с рук?
- Конечно, - уверенно отозвалась та. - А что мы такого сделали? - Глаза Каппы Тихоновны широко распахнулись, и Зиновий Павлович в ужасе понял, что она говорит совершенно искренне. - Нас загнали в угол. У нас не было выхода. Как же быть? На нас никто не подумает. Мы скажем, что вы ворвались и хотели нас убить, как убили всех остальных.
- Каппа, - очнулся Греммо. - Это немыслимо. Я? Убить вас?
- Насчет вас, Ефим, мы еще не решили, вы нам нужны. Дайте подумать. Но сейчас не до того. Зиновий Павлович! Помогите, пожалуйста, Модесту. Он и в самом деле истощен. Мы звали вас сюда, чтобы просто запереть на время, но теперь мне кажется, что лучше и вправду его полечить. Поговорите с ним о его сне, сделайте что-нибудь.
Каппа Тихоновна чуть подняла ствол.
- Опять черта, - произнес Зимородов. - Небо и земля, живое и мертвое.
- Что, простите?
Доктор ответил вопросом:
- Я должен понять - вам действительно кажется, что ничего особенного не произошло?
- Да всякое в жизни бывает! - рассердилась та. Лицо Каппы Тихоновны потемнело и будто отъехало на второй план; на первом же что-то клубилось, формировалось и никак не могло обрести устойчивость. Оно теряло объемность, в глазах обозначились черные туннели бесконечной протяженности. - Всякое! - уверенно повторила хозяйка. - Мы жили спокойно, работали, не трогали никого. Потом появились эти, прижали к стене. Куда нам деваться?