- Не знаю никакого автомобиля, - хмыкнул Модест. - Что вы к нему привязались? Мало ли нынче гоняют! Между прочим, это судьба. Не напугай вас тот лихач, вы бы бросили это дело.
- В ваших действиях нет никакой логики. Вы больны. И вы тоже, - Зиновий Павлович повернулся к Каппе Тихоновне.
- А вот мы посмотрим, есть логика или нет, - насупился Модест. - Все так завертелось, что не до логики, знаете. Подчищал где только можно. Мои кредиторы взбесились. В доме парикмахерши они прибрали, это их хата, для лимиты. А дальше сдрейфили. Убить меня захотели! - Он недобро вскинулся. - Вот ему и укорот, - Модест улыбнулся холодевшим ушам.
Каппа Тихоновна покачала головой.
- Откуда что взялось, - она невольно любовалась мужем. - На цыпочках, тенью, беззвучно. Вы же ничего не заметили в этом центре Свами, правда?
- Правда, - машинально согласился Зиновий Павлович.
- То-то же. Примчался весь мокрый, переоделся в домашнее. Потом, когда вы ушли, он стрельнул и снова бежать. Хорошо хоть день выходной, в городе пусто, никто не смотрит. Все на даче в такую жару.
- Зачем вы жгли Сережу? - спросил доктор.
- Он молчал! - воскликнул Модест. - Я не понимал, откуда и зачем он взялся. Надо было разобраться. Оказалось, он увидел вас с забинтованной головой, каким-то бесом связал с Ефимом, поднял бумаги, примчался сюда. В общем, если прицельно искать приключения себе на жопу, они найдутся.
Греммо пошевелился.
- И все это ради моей комнаты, - молвил он безжизненным голосом. - Пусть ваше термобелье будет соткано из скорби. Пусть вы никогда не увидите звезд.
- Да поживете у нас, Ефим, - Каппа Тихоновна погладила его по руке. - Ну что поделать, раз так вышло? Мы вас не тронем, на вас покойник висит в лесу. А потом как-нибудь сообразим с артуровыми метрами. Артура же больше нет. Кнопов нам подскажет, он понимает в этих делах.
- Ничего он не подскажет, - возразил Модест. - Ты разве не видишь, что они решили нас убивать?
- Верно, - жена посмурнела. - Так хорошо вчера сидели! Помирились. Мы же с ними ссорились, - поделилась она с ювелиром и доктором. - Но с Артуром решилось, и мы подумали, что пусть все останется в прошлом. Хотели отметить по-домашнему, а тут вы.
Повисла нехорошая тишина, намекавшая, что основное сказано. Зиновий Павлович встрепенулся, стремясь оттянуть неизбежное:
- А почему вы не стреляли, раз у вас был пистолет? Почему били и резали?
- Да я паршивый стрелок, к тому же баллистика всякая, пули, экспертизы, - Модест Николаевич поморщился. - Вы же смотрите кино. Всегда вычисляют, из чего стреляли, а потом и кто. Вдобавок я увлекся. Это, знаете, затягивает, когда голыми руками.
- Вам совсем, ни капли не стыдно? - спросил Греммо.
- Стыдно, - Каппа Тихоновна не стала возражать. - Нам очень неприятно.
Она, печальная при этих словах, внезапно повеселела и расцвела.
- Давай, Модест, - сказала она. - Заканчивай.
Все это время Греммо просидел на вчерашнем стуле, который хозяин, когда у него выдалась свободная минута, кое-как починил. Ремонт был, если можно так выразиться, предварительным. Как только Каппа Тихоновна призвала мужа действовать, ювелир невольно пошевелился чуть живее, и стул угрожающе затрещал. Греммо вспомнил, на чем сидит. Он чуть подпрыгнул, и слабого нажима хватило, чтобы ножка вновь поехала в сторону. Стул замер на миг, не веря в повторение потехи; ему казалось, что развлечения остались в прошлом, и он терзался невозможностью вмешаться в напряженную сцену. Замер и журнальный столик, который тоже извелся от скуки. В следующую секунду Греммо, удерживаясь на полусогнутых ногах, выдернул ножку из под себя и что было силы обрушил на голову Каппы Тихоновны.
Хозяйка, тоже встававшая в тот момент, пришла в такую растерянность, что даже слабый удар лишил ее равновесия. Греммо почудилось, что столик не выдержал и шагнул ей навстречу. Ставки были так велики, что этот предмет решился обнаружить свои способности. Всего на миг, но этого было достаточно. Каппа Тихоновна ударилась виском о тот же угол, что накануне разил Зимородова. Столик, едва не лопнувший от счастья, хрюкнул. Красный поднос - точно такой, с какого ел в институтской столовой Зиновий Павлович - соскользнул прямо под ноги ювелиру, умоляя взять его в дело. Предмет был пластмассовый, и Греммо догадался врезать ребром. Этого оказалось достаточно, переносица Каппы Тихоновны треснула, а ювелир снова вооружился отломанной ножкой и шагнул к Модесту Николаевичу.
- Берегись! - закричала жена.
Журнальный столик впечатался в лицо Модеста. Зиновий Павлович стоял во весь рост и отводил свой снаряд для нового удара. Он был сильнее Греммо, но и противник ему подобрался намного крепче Каппы Тихоновны. Зимородов отнял столик и мельком взглянул на его зеркальную поверхность, где отпечатался фас Модеста Николаевича. Сам же Модест, качнувшись назад, продолжал сидеть, ошеломленный до глубины души. Зиновий Павлович, не мешкая, повторил, и отпечаток украсился алым мазком.