— На «Грейт-Истерне»?
— Конечно, — ответил, улыбаясь, мой эксцентричный друг. — Я все размышляю и сопоставляю. Подумайте, ведь это, быть может, последний рейс «Грейт-Истерна», из которого он не вернется!
Колокол уже возвещал об отплытии, когда рассыльный из «Отеля Пятой авеню», несясь во всю прыть, успел-таки доставить мне телеграмму, отправленную капитаном Корсикэном из Ниагара-Фолс:
«ЭЛЛЕН ВЫЗДОРОВЕЛА, К НЕЙ ПОЛНОСТЬЮ ВЕРНУЛСЯ РАССУДОК, И ДОКТОР ЭТО ПОДТВЕРЖДАЕТ!»
Я сообщил эту приятнейшую новость Дину Питферджу.
— Доктор подтверждает! Доктор это подтверждает! — брюзжа, повторял мой товарищ по путешествию. — Я тоже подтверждаю. Но что это доказывает? Кто подтвердит мне, вам, всем нам, дорогой друг, свою ошибку или неправоту?
Через двенадцать дней мы прибыли в Брест, а на следующий день — в Париж. Обратный рейс прошел без происшествий — к великому огорчению Дина Питферджа, все время ожидавшего кораблекрушения.
И когда я засел за стол, чтобы не пропали втуне заметки, которые делались мною каждый день — о «Грейт-Истерне», плавающем городе, о встрече Эллен и Фабиана, о величественной Ниагаре, — мне показалось, что я переживаю все заново. Ах! Как прекрасны эти путешествия, «особенно когда вернешься», как выразился доктор!
В течение восьми месяцев я не имел ни единой весточки от моего эксцентричного друга. Но настал день, когда по почте пришел конверт, обклеенный разноцветными марками. Лежавшее в нем письмо начиналось так:
«Борт парохода «Кэролайн». Оклендские рифы. Наконец-то мы попали в кораблекрушение…»
А кончалось письмо такими словами:
«…Никогда мне не было так хорошо! С самым сердечным приветом,
Ваш Дин Питфердж».
Конец