ФИЛОСОФ. Мне знаком этот текст. Но что он имеет общего со мной?
ПЛЕМЯННИК. "Относительно автора, Гийома Томаса Рейналя15, чье имя указано на титульном листе вышеупомянутой книги, верховный суд постановляет..."
ФИЛОСОФ. "...взять его под стражу и заключить в тюрьму Консьержери." К счастью, он уже давно сидит в Готе или в Невшателе, где его уже не достать.
ПЛЕМЯННИК. Да, Рейналь! Но вы...
ФИЛОСОФ. Что вы хотите этим сказать?
ПЛЕМЯННИК. Но, послушайте! Самые сочные страницы вышеупомянутой книги никогда не выходили из-под пера бедного Рейналя, этого педанта. Создать нечто столь пламенное ему просто не под силу. Написать такое могли только вы.
ФИЛОСОФ. Откуда вы можете знать?
ПЛЕМЯННИК. Такова моя профессия.
ФИЛОСОФ. Профессия! Профессия! У вас, на мой взгляд, слишком много профессий. К чему вы клоните? Вы что, шпион? Доносчик? Намерены меня шантажировать? Предостерегаю вас. Все это плохо для вас кончится.
ПЛЕМЯННИК. Но к чему такое недовольство, такое раздражение?
ФИЛОСОФ. Мне слишком хорошо известно, что все мы барахтаемся в невидимой сети. В сети тайной полиции. Мы окружены шпиками. Любой, даже самый честный человек, может в этой стране в одно мгновение потерять все: свое состояние, ибо эти чиновники - банда разбойников; свою честь, ибо о праве и законе здесь говорить бессмысленно; свою свободу, ибо по убеждению наших правителей - цена ей грош; и даже свою жизнь, ибо эти люди не останавливаются ни перед чем.
ПЛЕМЯННИК. Вам бы следовало придерживаться заветов Эпикура и Демокрита. Душевное равновесие, стоическая невозмутимость - вот главные качества, отличающие философа.
ФИЛОСОФ. Оставьте меня в покое.
ПЛЕМЯННИК. Я лишь хотел сделать вам комплимент. Ваша речь о рабстве, которую вы только что произнесли, была прекрасна!
ФИЛОСОФ. Да ведь вы спали!
ПЛЕМЯННИК. Я только прикрыл глаза, чтобы не упустить ни единого слова. Некоторые ваши формулировки показалась мне знакомыми. Они мне напомнили вышеупомянутую книгу, "Политическую историю обеих Индий".
ФИЛОСОФ. Гийома Томаса Рейналя.
ПЛЕМЯННИК. Странно. Дело в том, что бедный Рейналь долгие годы был на содержании у военно-морского министерства, именно того самого учреждения, которое ответственно за колонии. И посему возникает законный вопрос: кому принадлежат кощунственные, подстрекательские места, столь прославившие это сочинение. Неужели тому, кто получал жалованье?
ФИЛОСОФ. Мне вы ничего не сможете доказать.
ПЛЕМЯННИК. И еще кое-что, вызывающее мое удивление. То, что у вас есть возлюбленная, говорит, разумеется, в вашу пользу, но у этой дамы имеется племянник, - Париж сегодня буквально кишит племянниками, не правда ли? которому вы устроили теплое местечко. Насколько мне известно, он назначен секретарем губернатора Гайаны. Да, связи - весьма полезная вещь. "А губернаторы, которых мы посылаем в наши колонии: ведь это настоящие деспоты, которых следовало бы перевешать без долгих разговоров!" Ваши слова!
ФИЛОСОФ. Все, я сыт вами по горло.
ПЛЕМЯННИК. И еще эти племянники повсюду, не так ли? Просто беда с ними.
ФИЛОСОФ. Вы недооцениваете меня. Я могу вас раздавить!
ПЛЕМЯННИК. Вот как?
ФИЛОСОФ. Я знаю о вас больше, чем вам хотелось бы.
ПЛЕМЯННИК. По принципу взаимности.
ФИЛОСОФ. Я был терпелив с вами. Я выслушивал ваши стенания по поводу дядюшки. "Всему свету я известен только как племянник, племянник великого, славного Вольтера". Ха! Но ведь вы даже не племянник, мой дорогой. Даже не племянник!
ПЛЕМЯННИК. Что вы хотите этим сказать?
ФИЛОСОФ. Вы были молоды и голодны, и он отнесся к вам благосклонно. Тогда вы, должно быть, выглядели весьма аппетитно.
В следующей сцене Философ подражает Вольтеру.
Не понимаю, Мари-Луиза, что ты имеешь против юноши! Я нахожу его очаровательным. К тому же он может быть мне полезен. Ты слишком ленива и необразованна, чтобы приводить в порядок мои бумаги, милая племянница. Впрочем, он пробудет у нас всего несколько недель. Не собираешься же ты ревновать к нему - только потому, что я позволяю ему спать в моей приемной?
(Снова в образе Философа, обращаясь к Племяннику.) А вы угнездились там как клещ. Вы его обобрали до нитки, и тогда...
(Снова в образе Вольтера, обращаясь к племяннице.) Он крадет все, что только можно унести. Мои письма, мою бриллиантовую брошь.
(Изображает голосом и пластикой племянницу.) Я могла сразу тебе сказать, что он - просто крыса. Но ты же не хотел меня слушать.
ПЛЕМЯННИК. Да как вы посмели! Вы лжете!
ФИЛОСОФ (как племянница). Да, пока он был твоей постельной собачкой, но теперь, когда стал жирным и лохматым...
ПЛЕМЯННИК. Не было этого!
ФИЛОСОФ (теперь он подражает Племяннику). Вы мой благодетель! Я преклоняюсь перед вами!
(Голосом Вольтера.) Поклонение мне привычно, но от вашего поклонения, да еще в подобной манере, прошу меня избавить.
(Как Племянник.) Простите меня! Молю вас! Это никогда не повторится.
(Как Вольтер.) Прочь! Прочь! Не прикасайся ко мне! Это омерзительно!
(Бросает ему деньги.) Вот, возьми! Забирай и вон отсюда! И больше не показывайся мне на глаза!
Племянник зажимает уши.
ПЛЕМЯННИК. Хватит! Прекратите!
ФИЛОСОФ (как Вольтер). Мари-Луиза! Мари-Луиза! Слышала последнюю новость? Теперь он бегает по Парижу и повсюду выдает себя за моего племянника. За моего племянника! Дальше некуда! Но не беспокойся, дорогая племянница, я уже пригласил нотариуса. Он не получит ни гроша. Я лишаю его наследства!
ПЛЕМЯННИК. Что?! Откуда вам это известно?
ФИЛОСОФ. Это уж моя забота.
ПЛЕМЯННИК. Нет. Он не может так со мной поступить.
ФИЛОСОФ. Я вас предостерегал. Но вы думали: он же всего лишь философ, а в ваших глазах это означает - наивный простак.