— Но если ты помнишь, именно в тот момент, я решила взять перерыв в учебе и сменить специализацию на музыку.
— И ты начала бродить возле этих наркоманов, рядом с баром на Четвертой Авеню. Но это продлилось всего неделю.
— Да, это продлилось всего неделю. — Я всматривалась в Сэм, прежде чем продолжить, удивляясь тому, какой она была проницательной и как мне повезло, что она была моей подругой. — Я заключила сделку с самой собой: хочу быть беззаботной и вести себя соответствующе моему возрасту. Если я буду беззаботной, то забуду про Мартина и стану счастливой.
— Ящики вина, кажется, и вправду делали тебя счастливой, — согласилась Сэм.
Чего я не сказала, потому что трудно было признаться в своей безответственности, что все превратилось в шутку. Мне не нужен был Мартин. Мне никто не был нужен. Я могла жить за пределами мрака шкафа и прекрасно справляться самостоятельно. Мне больше ничего не было нужно.
— Ты права, хотя это было неприемлемо для меня. Я слишком практичная и нелюдимая. Во-первых, "Ред Булл" на вкус как экскременты.
— О нет! Правда?
— И во вторых, насколько я люблю музыку, настолько терпеть не могу наркоманов.
Видеть, как люди сами уничтожали свою жизнь, словно смотреть, как Мартин мстил за свою жизнь отцу. Именно тогда я поняла, что для Мартина месть была как наркотик, а сам он был наркоманом.
— Итак, твердое состояние — это отрицание. Жидкое состояние — это гнев. Тогда газовое состояние — это торги.
Наклонив голову набок, я рассматривала Сэм.
— Что ты имеешь в виду?
— Пять стадий горя, — объяснила она как само собой разумеющееся. — Следующая — депрессия.
Я долго смотрела на подругу, понимая, что она была права. Она была так права. Следующая стадия была депрессия.
— О мой Бог, ты права. — Я печально улыбнулась ей. — Да, иначе известное как плазменное состояние вещества.
Взгляд Сэм стал сочувствующим, когда она всматривалась в меня, ее черты лица смягчились от сострадания.
— Ближе к концу лета, когда ты снова начала плакать.
— Ты слышала?
— Да. Я слышала плач. И печальные мелодии, которые ты сочиняла в своей комнате. Красиво, между прочим. Намного лучше того твоего взрывного бесполезного бряканья, которое ты называла музыкой.
Я мягко улыбнулась ей.
— Спасибо тебе. Это было похоже на... катарсис. Позволило мне задуматься о том, что происходило в течение тех месяцев. Но в основном, думаю, я пыталась оглядеться вокруг и понять, почему я позволила одной неделе, одной единственной неделе полностью изменить течение моей жизни.
Почему я дала Мартину Сандеки так много власти надо мной? И почему я продолжала это делать? Я не видела его и не говорила с ним с того злополучного дня в кампусе. Он не пытался связаться со мной, но я и не ожидала от него этого.
И все же... Я скучала по нему. Я все время думала о нем и нашей совместной неделе.
У Сэм опустились уголки рта, она искренне и с сочувствием улыбнулась мне.
— Кэйтлин, ты была влюблена в него всю ту неделю. Ты доверяла ему... Ты спала с ним.
Я кивнула, глядя вниз на свои пальцы.
— Знаю...
Знаю, я промахнулась с глубиной чувств, потеряла контроль, отдалась страсти, потерялась и одновременно нашла себя в нем. Меня стали замечать. Он все еще жил в моем сердце, и я никак не могла выгнать его. И не уверена, что смогла бы.
Я добавила:
— Я знаю, что до Мартина, до нашей совместной недели, я была подавленной, застрявшей на одном месте, сама не зная об этом. Но после того, как мы расстались, стало еще хуже.
Сэм притянула меня в объятия, пока я продолжала свою исповедь.
— Он стал мои компасом, моим маяком. И до него я была девушкой, отчаянно пытающейся идти по стопам чьих-то ожиданий, даже если размер их обуви не подходил мне.
— И он помог тебе увидеть вещи за пределами семейных ожиданий?
Я кивнула напротив ее плеча. После весенних каникул я стала женщиной, которая была намерена идти собственным путем.
Я отстранилась от подруги, но все еще держала ее за руку.
— Потом я оставила его, а он оставил меня. Мы отказались друг от друга, прежде чем я поняла, кто я и чего хочу. Мой компас был потерян. Я не могла вернуться к тому, чтобы прятаться в шкафу, хоть я и пыталась.
При этом она захихикала, добавив:
— Ого! Ну ничего себе ты "пыталась".
Я улыбнулась ей.
— Но шкафы мне больше не подходят. И я не знала, как двигаться дальше вслепую. Я хочу быть кем-то, кем-то другим, а не Кэйтлин Паркер, которая прячется в шкафах и делает то, чего от нее ожидают.
— Но не у всех есть помощник в виде компаса или проводника. Большинство людей слепо следуют в свое будущее.
Я снова кивнула.
— Да. Я уже поняла это.
Я поняла, что люди, делая это, доверяли своему сердцу.
— Ну мы уже прошли отрицание, гнев, торги, депрессию. Значит ли это, что ты уже перешла на стадию принятия? — Сэм широко и с надеждой улыбнулась мне, заставляя рассмеяться.
— Типа того. — Я пожала плечами, мой взгляд переместился за ее плечо, когда я сосредоточилась на своих мыслях. — Если подумать об этом таким же образом, пятое состояние материи — теоретическое состояние...
— В самом деле? Мы все еще используем химическую терминологию?
Я продолжила, будто она ничего и не говорила, потому что слово "принятие" не ощущалось правильным.
— Можно утверждать, что пятое состояние материи — это не теоретическое состояние, а целый класс состояний, которые происходят при необычных или экстремальных условиях, как конденсаты Бозе — Эйнштейна,[4] или нейтронно-вырожденная материя.
— Я понятия не имею, что ты только что сказала.
Я сжала губы вместе, чтобы не рассмеяться, и снова посмотрела на Сэм.
— Но мою пятую стадию горя я собираюсь обозначить как кварк-глюонную плазму.[5] Это состояние вещества считается возможным, но только теоретически... пока.
— Теоретически?
— Теоретически, потому что пятая стадия горя должна помочь мне оставить в прошлом Мартина, чего, признаю, еще не произошло. А еще мне нужно найти свое предназначение, используя саму себя в качестве компаса.
— Ты же знаешь, что можешь использовать меня в качестве компаса. Я очень хороша в вышеупомянутых непрошенных советах.
Если бы я не знала этого раньше, то поняла бы сейчас: Сэм была необычайно замечательной.
— Я знаю. Но это больше, чем просто оставить Мартина. Это этап, когда мне станет комфортно в собственном теле, я буду счастлива из-за того, кто я, что я делаю и с кем.
— Итак, теоретически.
— Да. — Я кивнула, улыбаясь в ответ обнадеживающей ухмылке Сэм. — Это пока еще теоретически. Но все возможно.
Спустя восемь месяцев после расставания…
Я нашла маму в саду.
Она была дома на время выходных в Конгрессе в честь Дня благодарения. Подрастая, я всегда думала, это было смешно, что американские власти брали перерыв, словно маленькие дети на переменках в начальной школе. Я представляла Спикера Палаты, висящим вниз головой на шведской стенке, а руководителя лидера большинства, вымогающим деньги на обед у младших сенаторов.
Я знала, что мы увиделись бы, потому что это было в воскресной повестке дня за последний месяц. Мысленно я уже подготовилась к этой встрече. Она сказала, что мне нужно было время, чтобы обсудить мое многомесячное отсутствие в ее жизни и мой перерыв в учебе.
Но время пришло. Мне нужно было поговорить с ней об этом, хотя все было запутанным и нерешенным. Я нуждалась в том, чтобы она меня выслушала без попыток все исправить.
Когда я нашла ее в саду, то объявила ей в спину:
— Я хочу быть музыкантом. Я хочу заниматься музыкой, и главное, я не хочу быть ученым или политиком.
4
Конденсат Бозе — Эйнштейна (бозе-эйнштейновский конденсат, бозе-конденсат) — агрегатное состояние вещества, основу которого составляют бозоны, охлаждённые до температур, близких к абсолютному нулю (меньше миллионной доли градуса выше абсолютного нуля).
5
Кварк-глюонная плазма — агрегатное состояние вещества в физике высоких энергий и физике элементарных частиц, при котором адронное вещество переходит в состояние, аналогичное состоянию, в котором находятся электроны и ионы в обычной плазме.