Король сел за высокий стол, королева слева от него, а на почетном месте справа, рядом с императрицей, расположились Молодой Генрих[43] и Маргарита, тогда как принцесса Матильда, несколько ущемленная по случаю такого грандиозного торжества, мрачно уселась между Алиенорой и Бекетом. Маленькая французская принцесса явно наслаждалась происходящим: она то хлопала шутам императрицы, которые совершали немыслимые прыжки, то заталкивала в свой нежный, как розовые лепестки, ротик лакомые кусочки.
– Что, по-твоему, сын мой, скажет король Людовик, когда узнает о бракосочетании своей дочери? – спросила императрица, когда принесли первое блюдо.
– Ему не на что жаловаться, – самоуверенно сказал Генрих. – Контракт подписан, а там ясно выражено его согласие на этот брак.
– Людовик может с этим не согласиться, – вставила Алиенора, угощаясь свининой с золотого подноса. – Уже не в первый раз мы обманываем его, когда речь заходит о браке, милорд! – Она лукаво улыбнулась мужу.
– Да, но в данном случае он дал свое письменное разрешение. С этим не поспоришь.
– Людовик может решить, что его оскорбили, ваше величество, – наклонился над столом Бекет. – Сказать, что условия договора были нарушены. А потому отозвать приданое.
– Я так не думаю, – озорно улыбнулся Генрих. – Я уже отправил послание рыцарям-тамплиерам, которые блюдут порядок в Вексене, и они охотно согласились сдать Вексен мне. А теперь, когда Маргарита сочеталась законным браком с моим сыном, я решил взять ее в свой дом. Девочка будет заложницей на случай всех тех претензий, которые могут появиться у Людовика.
Услышав это, Алиенора только головой дернула.
– А кто будет отвечать за ее воспитание?
Генрих накрыл ее руку своей.
– Ты, конечно! – подмигнул он.
– Но это против ясно выраженной воли Людовика, – произнесла императрица, прежде чем успела возразить Алиенора.
– Я не позволю оскорблять мою жену, – заявил Генрих. – И кто может быть лучшей матерью для нашей новой дочери?
– Ты не говорил этого прежде! – кипела позднее Алиенора. Они лежали на кровати, и Генрих властно схватил жену и впихнул между ее ног колено. – Ты принял такое решение только потому, что оно устраивает тебя. Мои чувства протестуют против этого.
– Ну да, протестуют, – проговорил Генрих, взгромождаясь на нее. – Политически нам выгодно иметь Маргариту при себе, под твоей опекой. Я знал, что тебе это понравится.
Алиенора хотела было возразить: мол, Генрих не стал отвечать на самое главное в ее возражении, но тут губы мужа накрыли ее губы, и он с силой вошел в нее. Против ее воли волна наслаждения нахлынула на Алиенору, и у нее не осталось выбора – лишь полностью отдаться этому чувству. Как и много раз прежде, они занимались любовью с неистовством, перекатывались друг через друга по кровати, прижимались, целовались с такой жадностью, словно от этого зависели их жизни.
Потом Алиенора лежала, уставшая, в объятиях Генри, чувствуя такой прилив любви к этому сложному, трудному в общении человеку, как будто переживала некий эмоциональный оргазм, от которого у нее перехватывало дыхание, слезы наворачивались на глаза. Невольно прижимала она к себе Генри, словно могла никогда не отпускать его, и вдруг обнаружила, что всем существом желает, чтобы их отношения всегда оставались такими же идеальными.
Наконец Алиенора успокоилась. Они лежали, пресыщенные любовью, просто глядя друг на друга, а жесткая рука мужа лежала на ее груди. «Нам не нужно слов, – думала она. – Мы женаты вот уже шесть лет, и все равно полны страсти». Алиенора наслаждалась знанием того, что ее тело продолжает привлекать мужа и, невзирая на ее тридцать восемь, она остается красивой женщиной. И пусть Генрих постоянно нуждается в советах Бекета, она ему тоже нужна. Алиенора была рядом с королем во время долгого путешествия по Англии, которое они совершили три года назад, она видела дикие северные территории, была свидетельницей покорности скоттов, вместе с Генри в соборе Вустера сняла корону, присоединяясь к молитве смирения в честь распятого Христа. После этого путешествия Алиенора в течение восьми месяцев правила Англией – Генрих это время провел во Франции. Она разделяла радость и гордость мужа, когда увеличивалась их семья, горевала вместе с ним над ужасной утратой. Алиенора никогда не забудет скорбное лицо Генри, когда она встретилась с ним в Сомюре в графстве Анжу пять месяцев спустя после смерти Вильгельма. Позднее, вернувшись в Англию, она плакала вместе с мужем перед маленькой могилой в аббатстве Рединг, где в ногах у его прадедушки, короля Генриха I, упокоился их сын. Воспоминание об общих переживаниях и не иссякающая страсть стали фундаментом их брака.
43