Юноша стойко сражался с латынью, когда дежурный прервал его занятия и сообщил, что господин ван дер Рис ожидает внизу. Калеб был вне себя от радости, так как в голову ему приходило лишь одно: отец приехал сюда, чтобы забрать его из школы и отвезти на Яву. К этой надежде примешивалась также уверенность, что Риган, увидя, что сын вырос и стал настоящим мужчиной, станет относиться к нему соответственно. Через несколько дней Калебу исполняется восемнадцать — возраст, вполне подходящий для того, чтобы выбирать в жизни свою дорогу и пытаться занять место мужчины среди всех прочих мужчин…
Калеб сбежал вниз по лестнице, перескакивая одним прыжком сразу через три ступеньки и едва сдерживаясь, чтобы не закричать от переполнявшей его радости.
Он стремительно вошел в бедно обставленную приемную, где обычно принимали посетителей. Его темные глаза вспыхнули при виде отца, но затем в них появилось вдруг настороженное выражение.
— Разве Сирена не с тобой? — спросил Калеб недоуменно.
— Нет, — ответил Риган, и в его голосе послышалось нечто большее, чем просто глухое рычание. — Я же писал тебе, чтобы ты ее не ждал. Зачем мучить себя пустыми надеждами?
Юноша стоял рядом с отцом — точная копия родителя, исключая разве что темного цвета волосы и меньший, хотя уже почти плечо в плечо, рост.
Калеб, конечно, был только его сыном, но почему-то походил на Сирену гораздо больше, чем Ригану хотелось бы. Временами ему казалось, что у ребенка никогда и не было другой матери, кроме Сирены, что яванская принцесса Тита, родившая его, никогда не существовала в природе.
— Отец, я давал тебе слово, что задержусь здесь до конца семестра, но потом я сразу оставлю школу. Про себя я давно уже распрощался с этой мрачной, унылой страной. Однако ехать с тобой в Испанию у меня тоже нет желания. Я собираюсь вернуться на Яву.
— То есть возвращаешься к Сирене. Это ты хотел сказать? Да, я всегда знал, что, если дело дойдет до выбора между ней и мной, ты предпочтешь Сирену родному отцу!
— Я просто сказал, что возвращаюсь на Яву, и все, — довольно резко ответил Калеб. — Я собираюсь наняться на корабль к капитану Дикстре. Хочется заглянуть к Сирене и посмотреть, как ей живется одной, без мужчины в доме… Тебе, отец, не следовало оставлять ее на острове!
— А-а, ты по-прежнему отказываешься забыть об этом или хотя бы понять, почему все так случилось!
Лицо Ригана потемнело от злости, он нахмурился и нетерпеливо смахнул с загорелого лба белокурую прядь.
— Ты никогда не простишь мне нашего с Сиреной разрыва, ведь так? Ведь это и есть то, о чем ты мне говоришь!
Калеб с деланным равнодушием пожал плечами. Он любил и Ригана, и Сирену. Он понимал, что то, что они сделали со своими жизнями, не имело целью затронуть, растревожить его душу, но все-таки эта душа болела, а к горлу подступал комок.
— Настоящий мужчина не может проходить мимо жестокости, — заметил Калеб, смело посмотрев в глаза Ригану, что едва не лишило того присутствия духа, — а ведь ты, отец, именно так себя и повел: ты был жесток! Теперь известие о том, что «Испанская леди» пошла ко дну, уже наверняка достигло Явы. Представь, через какие муки должна будет пройти Сирена, если поверит в твою смерть. Я могу надеяться лишь на то, что мое письмо, в котором я сообщаю, что ты жив и здоров, она получит раньше, чем успеет вся исстрадаться… Впрочем, я по-прежнему озадачен и не могу взять в толк, зачем ты сюда приехал.
— Мы должны обсудить одно дело. Я надеялся побыть с тобой часок-другой наедине и тогда бы сумел, наверное, что-нибудь объяснить.
Калеб довольно холодно посмотрел на отца, как бы давая понять, что желает поскорее услышать, что тот имеет сказать ему. Сам юноша хранил молчание, а выражение его лица по-прежнему оставалось враждебным.
В глазах Ригана отразилась глубокая задумчивость, когда он посмотрел на сына.
— Когда меня подобрал спасший нас корабль, я отправился в Испанию и встретился там с управляющим Кордесов, чтобы объяснить кое-какие обстоятельства нашего с Сиреной разрыва.