Воспитанный в состоятельной иранской семье, Муди легко вошел в роль пользующегося успехом американского врача. Мы купили большой красивый дом в престижном районе Корпус Кристи. Нашими соседями были врачи, юристы и другие представители интеллигенции.
Муди нанял служанку, чтобы освободить меня от наиболее прозаических домашних дел, что позволило мне наконец воспользоваться моей профессиональной подготовкой.
Моя жизнь была заполнена приносящей удовлетворение работой. Я занималась счетами пациентов, вела бухгалтерию лечебной практики Муди. К этому прибавлялись ведение домашнего хозяйства и приятные хлопоты о семье. Поскольку служанка выполняла всю черновую работу, я могла сконцентрироваться на ведении дома и кухни, что доставляло мне немало радости.
Мы много общались с друзьями. И не только потому, что нам это нравилось. Мы понимали, что дружеские контакты имеют большое значение для карьеры врача. Перед нашим прибытием в Корпус Кристи единственный практикующий там анестезиолог был очень перегружен, поэтому испытывал к Муди в некотором смысле чувство благодарности. Но в то же время присутствие Муди уже создавало возможность конкуренции. Работы хватало для двоих, однако мы были убеждены, что укрепление нашей позиции требует обширных связей. Наш круг знакомых состоял как из коренных американцев, так и из тех, кто, подобно Муди, приехал из других стран, чтобы учиться и работать в Штатах. Здесь было много индусов, арабов, пакистанцев, египтян и представителей других национальностей. Нас связывала радость, которую мы получали от познания различных культур и обычаев. Я прославилась образцовой иранской кухней.
В университете Техаса училось много иранцев. Мы часто принимали их у себя. Как члены Исламского общества Южного Техаса мы организовывали встречи и торжества по случаю праздников, отмечаемых иранцами и мусульманами. Я радовалась, что Муди обрел наконец здесь такую желанную связь с родиной. Он упивался ролью американизированного врача, старшего и пользующегося авторитетом руководителя своих молодых земляков.
Муди решил закрепить свое желание остаться американцем, написав заявление о признании его гражданином Соединенных Штатов. Анкета содержала много вопросов, среди них были и такие, которые требовали самых категоричных ответов.
Являетесь ли вы сторонником Конституции Соединенных Штатов и форм правления этой страны? Готовы ли вы присягнуть на верность Соединенным Штатам? Если того потребует закон, будете ли вы бороться с оружием в руках, защищая Соединенные Штаты? На каждый из этих вопросов Муди ответил утвердительно.
Мы много путешествовали. В Калифорнии и Мексике мы были несколько раз. Как правило, мы отправлялись туда, где проходили семинары по медицине или научные симпозиумы, оставляя детей на попечение няни. Налоговые инструкции позволяли нам пользоваться комфортабельными гостиницами и перворазрядными ресторанами, которые оплачивала фирма. Я заботливо собирала все квитанции и счета, подтверждающие профессиональный характер нашего путешествия.
Мне казалось, что эти поразительные перемены в моей жизни подавляют меня. Хотя я не работала в традиционном понимании этого слова, я была занята больше, чем когда бы то ни было, но, осыпаемая деньгами и нежностью, обожествляемая мужем, имела ли я право жаловаться на что-либо?
Однако почти сразу же в нашу супружескую жизнь проникли проблемы. Вначале это были редкие случаи непонимания, и возникали они у нас из-за некоторой несовместимости культур. Для Муди это были несущественные детали, но они приводили его в изумление. Например, когда в банке в Корпус Кристи мы открывали счет, он вписал в формуляр только свою фамилию и имя.
– Что это значит? – спросила я. – Почему ты не вписываешь и мою фамилию?
Он выглядел удивленным.
– Мы не вписываем имена женщин в банковские счета, – ответил он. – Иранцы этого не делают.
– Но ты здесь не иранец, – возразила я. – Ты же собираешься стать американцем.
Очень скоро я поняла, что Муди рассматривает меня как свою собственность. Когда мы бывали среди людей, он всегда требовал, чтобы я находилась возле него. Обычно он обнимал меня и держал за руку, точно опасаясь, что я могу убежать. Мне льстили его привязанность и интерес, но настойчивость, с какой он демонстрировал это, порой раздражала.
Превратившись из приятеля мамы в отчима, Муди постепенно терял свой авторитет в глазах детей. Став главой дома, он потребовал от Джо и Джона безоговорочного послушания. Это особенно не понравилось одиннадцатилетнему Джо, который уже начинал проявлять самостоятельность. Ведь именно Джо раньше был главным мужчиной в семье.
Кроме того, источником большого напряжения в наших семейных отношениях, несомненно, был Реза. Он учился в университете Детройта и какое-то время жил там в комнате Муди. Через год после заключения нашего брака Реза получил диплом экономиста, и Муди пригласил его в Корпус Кристи пожить у нас, пока тот не найдет работу.
Когда Муди не было рядом, Реза брал на себя роль хозяина и господина, пытаясь выдавать мне и детям распоряжения и требуя повиновения. Как-то ко мне пришли несколько приятельниц на чай. Реза молча сидел с нами в комнате. Было видно, что он старается все запомнить, чтобы потом доложить Муди в случае, если, по его мнению, мы говорили бы о чем-нибудь недозволенном.
После ухода гостей Реза распорядился, чтобы я помыла посуду.
– Я займусь этим в подходящее для меня время, – процедила я сквозь зубы.
Реза пытался подсказывать мне, когда следует стирать, что давать мальчикам на обед и когда мне можно пойти к соседям на кофе. Я спорила с ним, но он становился все более невыносимым. Сам он ни разу даже пальцем не прикоснулся к домашней работе.
Я неоднократно жаловалась Муди, что Реза вмешивается в мои дела, но муж всегда в таких случаях рекомендовал мне быть терпеливой.
– Это ненадолго, – говорил он, – пока он не найдет работу. Он ведь мой племянник, и я должен ему помочь.
Мы с Муди интересовались рынком недвижимости в поисках возможности вложить наши деньги и использовать тем самым налоговые льготы. Для этого мы связались с одним из наиболее процветающих банкиров в городе. Я упросила его взять Резу на работу.
– Мне предлагают должность кассира, – жаловался Реза, вернувшись из банка. – Я не собираюсь работать кассиром.
– Многие бы обрадовались такой должности, – ответила я, возмущаясь его поведением. – Это открывает большие перспективы.
Тогда Реза произнес фразу, смысл которой я поняла лишь несколькими годами позднее, когда хорошо узнала ментальность иранца, особенно мужской части рода Муди. Он заявил:
– В этой стране я не соглашусь ни на одну должность ниже председателя.
Он был готов пользоваться нашим гостеприимством до тех пор, пока какая-нибудь американская фирма не окажется настолько любезной, чтобы безоговорочно подчиниться его власти.
Целыми днями он пропадал на пляже или читал Коран, молился и контролировал каждый мой шаг. А когда ему и это надоедало, он дремал. Так продолжалось недели и месяцы, пока, наконец, я не вынудила Муди принять решение.
– Или он уйдет, или я, – заявила я решительно.
Говорила ли я серьезно? Я определенно рассчитывала на любовь Муди ко мне и не ошиблась. Бормоча что-то по-персидски, наверное, осыпая меня проклятиями, Реза перебрался в собственную квартиру. Разумеется, за деньги Муди. Вскоре после этого он вернулся в Иран и женился на своей сестре Эссей.
После ухода Резы все вернулось на свои места – так мне, по крайней мере, казалось. Между мной и Муди случались конфликты, но я знала, что брак основан на компромиссах. Я была уверена, что время позволит нам сгладить все острые углы.
Откуда мне было знать, что где-то там, за двадцать тысяч километров на восток от нашего дома, грянет буря, которая разрушит наш брак, превратит меня в заложницу, оторвет от близких и будет угрожать не только моей жизни, но и жизни моей еще не родившейся тогда девочки?