От толчка я полетела на пол, ударившись спиной так, что снова выступили слезы и болезненная испарина на всем теле.
— А мы можем попользоваться, пока она еще со всеми конечностями, — хохотнув, он подошел ко мне ближе, широко расставив ноги. — Час-полтора для хозяина ничего не решают.
Дернул меня за волосы вперед, — так, что лицо уперлось в его брюки.
Расстегнул ширинку, толкнувшись к моему лицу.
— Покажи мне, сучка, как ты умеешь сосать, — его твердый член, правда, через боксеры, начал тереться по всему моему лицу, — лоб, подбородок, щеки, — и я снова закричала.
— Я ничего не сделала! Отпустите! Если это из-за того, что вместо кухни я была в зале, — так мне Сармат приказал! Спросите у него!
— Заткнись, — меня снова дернули за волосы, теперь уже сзади.
Я их не разбирала, — ни голосов, ни лиц.
В затылок тоже уперлось что-то твердое, начав тереться о голову.
Тот, что стоял сзади, обхватил меня за шею так, что в один миг перед глазами потемнело и стало нечем дышать.
— Рот у тебя не за этим, — смяв губы, разжал их, толкнув мне в рот свои пальцы.
— Соси. Покажи, что ты умеешь.
Нет! Это дурной сон!
Грудь сжали чьи-то руки, — послышался звук разрываемой ткани на груди.
Ослепило от того, как схватили и выкрутили соски.
Я заорала.
— Вот так, да, будешь орать, да, — тот, что толкался в меня членом спереди, прижался мошонкой к подбородку. Тошнотворный запах чужой плоти обжег даже через белье. — Орать и извиваться и захлебываться, — по щеке снова ударила тяжелая рука, голова дернулась, я бессильно сжала руки до крови на ладонях, задыхаясь от рук, что разрывали мой рот.
По подбородку потекла струйка крови, — разбили нос.
— Сладкая сучка, — меня дернули наверх, чьи-то руки начали срывать шорты. — Люблю, когда орут.
— Что сдесь, мать вашу происходит? — прострелил этот кошмар злобный голос Сармата. — Кто сказал, что можно трогать девчонку?
— Так ведь…
— Блядь, я что — сказал, что ее можно драть? Я вам сказал отвести ее к Манизу. Мать вашу, хотите оказаться на ее теперешнем месте? Так не вопрос, — я найду любителей выдрать мужиков в три члена.
— Сармат, — резко вскинулся одни из них, — тот, что пальцы мне в рот засунул.
— К Манизу, наверх, я сказал.
Меня отпустили, — и я, как мешок с картошкой, тупо осела на пол.
Дрожа всем телом, чувствуя, что даже подняться не смогу сейчас.
— Пошла, — меня снова схватили за волосы, и, дернув, так за них и поволокли, не дав возможности подняться.
Почти на четвереньках, ободрав колени, потащили на третий этаж, прямо в зал.
— За что? — я еще пыталась что-то выяснить, но, снова получив удар по лицу, умолкла.
Только теперь поняла, где мы, — на том самом заветном этаже, прямо в ложе самого Маниза.
Безошибочно узнала его, — черные пронзительные глаза, прожигающие так, что Сармат по сравнению с ним — ласковый котенок. И, хоть хозяин, лениво развалившись, потягивал виски из своего бокала, глядя на меня, поваленную у его ног из-под полуприкрытых век, — чувствовала, — его расслабленность — обман. Такой может вот прямо так же, вальяжно откинувшись на спинку в один момент убить голыми руками, — и продолжать при этом цедить свой виски.
— В ее сумочке нашли продукты с кухни, Маниз, — холодно сообщил Сармат откуда-то со стороны.
Боже! Теперь залило пониманием! Не воровать!
За воровство здесь наказывают так строго… Нет, не строго, — просто по-зверски! Как-то мне говорили, что одну из отважившихся на такое после так и не нашли…
— Это не я, — умоляюще подняла на него залитые слезами глаза. — Не я, умоляю вас!
— Ммммм… Вот, значит, вор, таскающий уже неделю с моей кухни? — Маниз прищурился, откинув мои спутавшиеся волосы с лица и погладил по щеке.
И от этого обманичиво спокойного прикосновения стало гораздо страшнее, чем в той комнате, куда меня затащили по дороге.
— Я ничего не брала, — замотала головой, отчаянно надеясь, что он мне поверит. — Я не брала! Ничего!
— Так чего тебе не хватало, сладкая, — рука Маниза продолжала гладить мое лицо, а я лишь всхлипывала, глядя на него с отчаянием. — Плачу мало? Чаевые у тебя маленькие? Так ты бы улыбалась посетителям получше, — и больше бы были! Или просто натура такая, что не можешь не взять то, что плохо лежит, а? — его ласка мнимая закончилась, он дернул за волосы так, что из глаз снова потекли слезы.
— Умоляю вас, господин! — я застонала, понимая, что он меня просто не слушает. — Клянусь, — я ничего не брала! Ни разу! Камеры хотя бы проверьте!