Ничего особенного, жили мы не в роскоши, но и не бедствовали.
Да, в чем-то у нас было даже привилегированное положение, — к отцу приходили родители студентов, всегда чтобы о чем-то попросить за свое чадо.
Он был человеком принципиальным, взяток никогда не брал, за что его недолюбливали и на работе и многие родители, с которыми он отказывался решать вопросы экзаменов или поступления за деньги, — но, в сущности, те, кто были достаточно богаты для решения таких вопросов, находили способ и решали все в обход отца.
Так что особенных врагов у него все же не было.
Ну, а у нас всегда были бонусы в виде несколько более доброго отношения и разных вкусностей, которые почти мешками приносили и маме и папе на работе, в основном перед праздниками.
Мне даже завидовали, — подруги всегда говорили, что ко мне другое отношение, — и в детском саду, что, в общем-то, не так и верно, потому что мама, наоборот, просила, чтобы ко мне относились построже, не желая, чтобы я выросла слишком избалованной, и в школе, где многие преподаватели были выпускниками отца.
Что сказать — да, я была всю жизнь любимым и потому беззаботным ребенком.
У меня, как и у брата, всегда было все, что нужно.
И единственные беды, которые я знала, — это Кирилл, лучший друг моего старшего брата.
Ослепительный красавец, — такой высокий, что мне приходилось задирать голову вверх, чтобы посмотреть ему в глаза. А смотреть в них я могла бы бесконечно, — пронзительные, ярко-голубые, они казались мне чудеснее самого неба! И сердце каждый раз пропускало удар за ударом, когда он, чуть наклонившись и прищурившись, смотрел на меня в ответ…
Кирилл был воплощением всего самого мужественного, самого невозможного, о чем только может мечтать каждая девушка!
Красавец, спортсмен, неизменный победитель всех олимпиад в школе, он действительно был просто идеалом!
Но, увы, не для одной меня, — вокруг него всегда крутилась стайка девушек, так заглядывающих в его сумасшедшие глаза, что даже сомнений не оставалась, — любая из них сделает все, что он скажет, все, что захочет, любая готова отдаться только по одному его щелчку пальцами!
А я старалась ничем себя не выдать, — меня иначе воспитывали, меня учили по — другому.
Парень сам должен проявлять инициативу, должен ухаживать и добиваться своей любви. Ни в коем случае нельзя вешаться на шею, невозможно первой признаться в своих чувствах.
И я старалась прятать глаза, в которых он мог бы прочитать всю бурю моих чувств.
Краснела и бледнела рядом с ним, часто что-то говоря и отвечая невпопад.
И в то же время отчаянно надеясь на то, что он все-таки поймет, прочитает в моем взгляде все обо мне.
То, что он для меня — единственный. Что я готова отказаться от всего на свете ради одной его улыбки, единственного поцелуя, который помнила бы всю свою жизнь.
И даже пойти против родных родителей, запрещавших мне связываться с Кириллом.
Нет, они, естественно, ничего не знали о моих чувствах, но не одобряли даже дружбы с ним брата, а мне так и вовсе запрещали просто по дружески куда-то с ними ходить.
На танцы, в кафе, в кино, — да куда угодно, даже просто на прогулку или искупаться в океане!
Кирилл, по их мнению, был из плохой семьи, — его отец попался на каких-то там махинациях и, хоть его и не посадили, но клеймо осталось на всю жизнь. Поэтому Кирилл многого не мог себе позволить из того, что было у нас, — его отца отказывались брать на приличную работу, и сам вынужден был подрабатывать, чтобы себя обеспечить.
Но — разве они были в этом правы? Разве дети должны отвечать за поступки своих родителей? Разве и на них тоже должно перейти клеймо? И, в конце концов, разве обязательно, что Кирилл унаследовал характер отца и сам станет таким же? Да ведь он — просто идеальный!
Сильный, смелый, умный, никогда не унывающий и не жалущийся на жизнь, он даже сам меня утешал, когда я возмущалась запретом родителей и все-таки сбегала с ним и братом. Он все успевал, — и с работой, и с учебой, и с развлечениями, — и никогда не жаловался, что ему тяжело.
Конечно, мы почти никогда не были втроем, всегда отправлялись на наши вылазки в больших и шумных компаниях, — все с теми же неизменными девицами, которых мне так и хотелось за шкирку оттащить от Кира.
Он защищал меня, иногда даже дрался, а еще — несколько раз нес на руках до самого дома, — в тот раз, когда Игорь уехал на всю ночь с какой-то блондинкой, с которой, как ни странно, ни меня, ни родителей потом так и не познакомил, — а ведь, судя по тому, как они целовались весь вечер на пляже у костра, — а его руки явно находились совсем не там, где им было бы положено в соответствии с приличиями, я не сомневалась в том, чем они уехали заниматься и в том, что у них все серьезно. Может, поругались по дороге, — но почему тогда Игоря не было да самого утра?