Глашатай был резко прерван Вальтером, крикнувшим судьям:
– И вы осмелились обвинять меня! Мне стыдно за вас, лорды и джентльмены! Моя рука всегда была готова для защиты своей родины!
– Вы не отвечаете на обвинение, – сказал граф Мир.
– На обвинение? Хотел бы я знать, кто против меня свидетельствует?
– Сэр Вальтер, – сказал король, – ты бы лучше дослушал до конца. Но, если хочешь знать, кто в этих преступлениях свидетельствует против тебя, – то вот, гляди!..
С этими словами он встал, и, пристально посмотрев на Вальтера, показал ему часть мощей, висевших у него на шее. Лицо Вальтера сперва выразило глубокое изумление – потом ужас и полное уныние. Он весь согнулся, зрачки расширились, брови судорожно нахмурились, и когда ему поднесли ближе раку с мощами, он невольно вздрогнул.
– Так это были вы, государь? – прошептал граф.
– Да, я, сэр Вальтер Стюарт! Мне клялся ты на святых мощах не творить насилия и грабежа до тех пор, пока король не вступит в свои права. Как ты сдержал свою клятву?
– Я думал, что св. Андрей говорит со мной, – пробормотал, дрожа всем телом, преступник.
– И полагал, что клятву эту можно нарушить? – спросил Джемс строго. – Глашатай, читай дальше!
Тогда начался длинный список насилий и злоупотреблений, варварства и преступлений, из которых похищение Лилии было самым маловажным.
Недостатка в свидетелях не было, и, видя полную невозможность защищаться, преступник молчал во все время обвинения.
К вечеру присяжные удалились для совещания, и Вальтер единодушно был признан виновным; пристав встал и громогласно прочел приговор:
– Вальтер Стюарт Альбанский присуждается к смертной казни!
Но даже после зачтения приговора никто не верил в его исполнение! Королевская кровь никогда еще не проливалась под секирой палача; всякий нашел бы естественнее, – по тогдашним варварским обычаям, – если бы король заманил его в западню и повелел изрубить на куски или сжечь в своем замке.
Герцог Мэрдок, сын его Алекс и тесть Леннокс судились на другой день. Восьмидесятилетний старец, граф Леннокс, был в продолжении сорока лет бичом Шотландии, но его преклонные годы внушали некоторую жалость; Мэрдок был виновен в излишней слабости, а Алекс – разбойник в полном смысле этого слова, был испорчен с детства. Казалось, что для них еще могло быть сделано некоторое снисхождение.
Король, однако, был неумолим, и отверг все просьбы Малькольма.
– Я знаю, что вы мне скажете… Леннокс стар, Алекс молод, Мэрдок глуп… Если я их прощу теперь, то как же мне поступать в будущем? Прощать виновного, значит изменять правосудию!
Стирлинг был свидетелем невиданного зрелища. Три поколения погибли на одном эшафоте: Леннокс – седовласый старец, герцог Альбанский – в зрелом возрасте, Вальтер – во всем блеске и развитии молодости, и Алекс – еще в начале своей юности.
Все они выслушали приговор с одинаковой твердостью; если Мэрдок и упал духом, то ничем это не выказал; ему стыдно было быть трусом в присутствии гордого и отважного Вальтера, до конца сохранившего железную силу воли. Мэрдок приписывал строгость короля его желанию мстить за свое долгое изгнание из отечества… и ничто не могло убедить несчастных преступников, что тот действовал по долгу совести и правосудия.
Этот взгляд разделяла вся страна, и когда четыре дворянина сложили голову на плаху, нравственно развращенная Шотландия громко выразила свое сочувствие преступникам и осудила короля, не пощадившего своих родственников!
Между Францией и Англией мир был упрочен, и в самый день кровавой казни Малькольм получил ожидаемую весть от Эклермонды, и тотчас же поехал на ее призыв.
Он нашел ее в Понтефракто, где она проживала со вдовствующей королевой Жанной Наваррской, так как Алиса Солсбери была вызвана мужем во Францию.
Там, в присутствии капеллана, Малькольм и Эклермонда возвратили друг другу обручальные кольца, и тем уничтожили взаимные обеты.
Когда этот обряд был выполнен, Эклермонда ласково протянула руку Малькольму и сказала:
– Я не могу выразить вам словами свою благодарность, милорд, предоставляю вознаградить вас Тому, Кому я отдаюсь навеки!
Преклонив перед ней колено, в последний раз Малькольм сжал дорогую руку ее и ответил:
– Вам ли благодарить меня? Разве не вы спасли меня? Вы указали мне истинный путь и открыли свет глазам моим! Позвольте мне оставить кольцо, которое вы так долго носили: пусть оно будет залогом моего обручения с истинным и вечным светом!
Таково было их прощание: одна отправлялась облегчать страждущих, другой готовился отречься от своих титулов и владений в пользу сестры и зятя и предпринять исполнение принятой на себя обязанности.
Были ли они счастливы впоследствии? Нам всегда хотелось бы наделить любимых действующих лиц неизменным счастьем!.. Но сохраняя историческую достоверность того смутного времени, трудно сказать это о наших героях.
Впрочем, сэр Патрик Драммонд со своей молодой женой почти достиг мирного счастья. У них не было несбыточных желаний, и жили они по обычаям того времени: он – честным, храбрым рыцарем, всегда готовым помочь советом и делом, она – благотворительной леди, повсюду вносившей с собой утешение нуждающимся и огорченным подданным и вассалам своим.
Что касается Эклермонды Люксембургской, – она всей душой отдалась своему самоотверженному святому назначению. То молясь, то разыскивал бедных в самых глухих переулках на берегах Темзы, сестра Клара была обожаема несчастными, как светлый ангел милосердия. Ее присутствие не раз обращало к Богу заблудившиеся, закоснелые сердца, и жизнь ее тихо проходила в исполнении добрых дел. Постоянный раздор между Глочестером и Бофором вызвал Бедфорда в Англию. Там его молодая супруга встретила свою подругу детства. Эклермонда с удовольствием увидела, что герцогиня Анна свято исполняет при муже обязанность посредницы, и ведет жизнь, хоть и лишенную любви и полного счастья, но заслуживающую всеобщее уважение и доверие. Анна, как и все вообще, была убеждена, что сердце Бедфорда было схоронено в могиле брата, и что оно закрыто для пыла юношеской любви. Действительно, вся жизнь Джона была посвящена бледному, кроткому и безответному ребенку, подававшему так мало надежд походить на своего отца.
Алиса Монтегю – хотя уже счастливая мать нескольких детей и могущественная хозяйка обширного дома Невилей, – считала для себя большим счастьем посетить сестру Клару во время своих поездок ко двору. Когда смерть похитила у нее нежно любимого отца, павшего при осаде Орлеана, она поехала к сестре Кларе, чтобы в ее обществе несколько успокоить свое горе. Тогда в первый раз дошли до Эклермонды слухи о молодой чародейке, пришедшей спасти Францию и обратить в бегство войска англичан. Французы говорили, что ее сверхъестественная сила происходит от Бога. Англичане уверяли, что она ей послана дьяволом. Раненые, изувеченные воины, за которыми ухаживала Эклермонда, передавали ей о всеобщей панике в присутствии дивы. Таким образом, она узнала, что Ральф Перси погиб в сражении, тщетно стараясь собрать силы английской армии для сопротивления Орлеанской Деве.
Рассказы о Жанне д'Арк не передавали Эклермонде ничего о ее качествах, и никогда ей не приходило в голову, что эта девушка, внушавшая ужас врагам, была столь же чиста и непорочна, как она сама. Она узнала только, что Жанна – ужас англичан и бургундцев, была взята в плен ее родственниками, графами Люксембургскими, и отвезена в Руан. Французские и бургундские епископы и члены Парижского университета были ее судьями, и малодушный король, обязанный ей своей короной, даже не попытался избавить ее от безжалостного и несправедливого приговора, присудившего ее к сожжению на костре! Суеверный Бедфорд, веривший в чародейство, также дал свое согласие на это решение, не подозревая, что его памяти припишут варварские пытки и мученическую смерть славной героини!