— Вот это другое дело, — оценила Даша.
Боб с Эндрю ещё долго соревновались в поэтической эрудиции, вспоминая классическую лирику и стихи малоизвестных поэтов. Так прошло часа два. Вдруг Ксюша обратилась к Антону:
— Антоша, а ты почему всё время молчишь? Алексу простительно, он ещё не вполне языком овладел, а тебе уж стыдно так-то скромничать. Давай, расскажи нам что-нибудь тоже. Только про любовь!
— Хорошо, — неожиданно согласился Антон, — расскажу, слушайте:
Антон замолчал. Девушки смотрели на него широко раскрытыми глазами, поражённые глубиной чувства, с которым стихотворение было прочитано. Минуты через две молчание нарушил Боб:
— Замечательные стихи, Антон! И никому из известных мне поэтов они принадлежать не могут. Это что-то совершенно новое! Кто это написал?
— Вы не знаете, — тихо ответил Антон. — Это женские стихи.
— Что ж, друзья мои, я предлагаю на этой лирической ноте и закончить наш сегодняшний вечер, который, как мне кажется, прошёл очень удачно. А вам как? — спросил Боб.
— Нам очень понравилось! — с воодушевлением сказала Даша, взглянув на подружку.
— Только я думаю, всем надо принимать активное участие, — продолжал Боб. — Вы, красотки, лазите целыми днями по сети, так поделитесь с нами, если что-нибудь интересное попадётся. Договорились?
День прошёл без происшествий. Боб с Антоном промчались вдоль закреплённого за станцией участка трассы с ветерком и вернулись раньше обычного. Полтора часа занятий на тренажёрах, душ, и благоухающие, в свежих рубашках, появились в кают-компании.
Алекс с Эндрю и девочки были уже там. Настроение у всех было приподнятое. Мужчины за ужином шутили, подтрунивали друг над другом, рассказывали анекдоты, над которыми девушки заливисто смеялись. События, нарушившее размеренную жизнь станции в начале прошлой недели, если и не забылись, то отодвинулись куда-то на задний план и о них старались не вспоминать.
— Ну что, предоставим слово нашим дамам? — спросил Боб, когда перед каждым из сидящих за столом появилась чашка крепкого дымящегося кофе с рюмкой коньяка. — Порадуете нас чем-нибудь, красавицы?
— Да, — кокетливо улыбаясь, сказала Даша. — Мне понравился один рассказик, хоть он уже и довольно старый. Только я не смогу с выражением прочитать. Может быть ты, Боб?
Девушка просительно посмотрела на Боба, состроив уморительную рожицу.
— Вот плутишка, — рассмеялся Боб. — Ладно, давай сюда свой текст.
Даша открыла свой компьютер, пощёлкала клавишами и подвинула его Бобу. Тот пробежал взглядом несколько первых строчек, глотнул кофе и начал читать:
«В аду было не так уж плохо».
— Это название, — пояснил Боб. — Многообещающее.
«Вы кто? Я имею в виду — по национальности? Украинец? Я-то из Москвы. Да ладно, бросьте вы свой дурацкий национализм. Теперь-то не всё ли равно? Я ведь спросил только для того, чтобы определиться, насколько мы в состоянии понимать друг друга. А это определяется нашим прижизненным опытом. Ведь как ни крути, а с Малайцами или, скажем, с аргентинцами никаких точек соприкосновения. Они нас не понимают, а мы их.
Вы в каком году умерли? В тридцать третьем? В голодомор, что ли? Ну, так что вы на меня-то наезжаете? Я в то время ещё не родился даже. Я-то? Я в девяносто шестом.
Да, в аду только восемнадцать лет в очереди просидел, да так, слава Сатане, настоящих мук и не дождался. А до вас, значит, так за восемьдесят лет у них руки и не дошли? Ну и как? Где хуже-то? У вас-то опыта побольше моего. Где вы больше мучились, в СССР, в аду, или здесь?
Да, понимаю, прошлое стирается из памяти, даже ужасное. Теперешние неприятности хуже прошедших страданий. Тогда, казалось, уже и сил никаких нет терпеть, скорей бы Сатана пришёл да забрал, что ли. Меня ведь, знаете, бандиты пытали, чтобы я им все тайники и банковские счета на предъявителя раскрыл.