— Примитивная мысль, ни капли чувства, вообще ничтожество.
— Ах, верно, — подхватил женский голос, — я всегда это говорила.
Я оглянулся и увидел парня с зачесом на лоб и презрительно выпяченной нижней губой. К нему прислонилась плечом хорошенькая толстушка. Еще трое сидело с ними за столиком, затылок и разворот плеч одного из них показались мне знакомыми.
— Сними очки, русалочка, — попросил я. — Здесь свет не яркий.
Помедлив немного, Андра сняла очки и принялась крутить их на столе.
— А знаешь, — спешил я поделиться своей радостью, — у меня появилась сестренка — там, на Венере. Сабина! Черноволосая такая малышка, с куклой. Здорово, правда? Вместо линейной генеалогии опять появится разветвленная… Постой, кем же она тебе приходится? Ну, как это называется… кажется, золовка, да?
— Да… кажется… — Против ожидания, Андра нисколько не обрадовалась благоприобретенной родственнице.
— Ты чем-то расстроена? — спросил я. — У тебя грустные глаза.
Она выпрямилась и вскинула на меня взгляд, и вдруг я понял не знаю каким — шестым или седьмым — чувством, что случилось страшное, непоправимое. «Не надо, молчи!» — хотел я крикнуть…
— Улисс… мы столько времени не виделись, я столько должна тебе рассказать…
— Не надо, — услышал я словно бы со стороны свой голос.
— Я очень много пережила за это время…
О, черт! «Столько времени», «это время» — к чему тянуть?
— Кто? — спросил я, с трудом шевеля языком. — Этот… Эугеньюш?
— Да ничего подобного, ничего подобного! — быстро заговорила она, наклонясь ко мне. — Ничего подобного не было, ты не имеешь права так думать обо мне, здесь совсем другое…
— Другое? — переспросил я. И тут меня осенило. С ошеломляющей быстротой пронеслись обрывки впечатлений, сцепляясь в одно целое, — пристальный взгляд, просверливший мне затылок, и жирная красная надпись на пленке среди формул: «Андра», и сегодняшний испуг, и поспешное бегство… — Феликс, — сказал я.
— Ни разу, ты слышишь, ни единого разу он не обмолвился о своем чувстве, да и вообще никогда мы не оставались наедине, он сторонится меня. Но ведь не скроешь… Я думала, моя поездка в Африку покончит с этой нервотрепкой. Нет. С ним прямо не знаю что творится, какие-то чудачества… да нет, не чудачества — срывы. Ты же знаешь, какой он…
— Андра, уедем отсюда, уедем, улетим в Конго, на Луну, куда хочешь, вот сию минуту, куда глаза глядят… Родная, уедем, уедем, — заклинал я ее с внезапно пробудившейся верой в спасительность расстояний. — Не говори сразу «нет», подумай, вспомни, как было нам хорошо. Андра!
Я продолжал еще что-то говорить, боясь остановиться, боясь окончательности, но уже знал, что все кончено.
Плыли корабли на фресках, уплывало короткое мое счастье, бородатый бог хмуро глядел на меня с паруса «Кон-Тики». Я умолк.
Там, сзади, трахнули кулаком по столику, зазвенела посуда, тот же раздраженный голос произнес:
— Полная бездарность, и никто меня не переубедит!
Я машинально оглянулся. Парень с презрительной губой держал в поднятой руке стакан, толстушка продолжала льнуть к нему. Тот, со знакомым разворотом плеч, повернул голову в профиль, это был Костя Сенаторов. Давно мы не виделись, но сейчас мне было не до него.
— Едоки, — сказала Андра, взглянув на шумную компанию.
Я налил вина ей и себе. Она положила на мою руку свою, сухую и горячую.
— Ты сильный, Улисс.
Еще бы, подумал я, отводя взгляд, чтобы не видеть страдальческого выражения в ее глазах. Еще какой сильный!
— Он невероятно беззащитен. И живет так неприкаянно…
— Нет, — сказал я, — не из жалости к нему ты уходишь. Уж лучше молчи…
Злость, обида, нестерпимая боль переполняли меня. Я залпом выпил вино. Кто говорил, что вино спасает от горя, приглушает отчаяние? Чепуха все это. Я сидел трезвый, как собака… как глупый побитый пес…
Молчи, Андра, не нужно ничего объяснять. Знаю, ты была искренна, говоря, что тревожилась за меня, когда я ушел в безрассудный полет. Ты не лгала, нет, нет, не лгала, когда уверяла меня (и себя), что мое примарское происхождение тебе безразлично. Но, как видно, память прочно хранит впечатления детства… воспоминание о том, как чуть было не погиб Том Холидэй, твой отец. Как бы мы ни пытались забыть, зашвырнуть прошлое в дальние, глухие углы памяти, ничего не выйдет, оно всегда с нами.
А может, не в этом вовсе дело? А просто… ну вот, совсем просто: ты исчерпала меня и уходишь к другому…
Ненавижу этого гения!
Я посмотрел на Андру. Она беззвучно плакала, наклонив голову и прикусив губу.