Рэй вставил в проектор новую пленку. Теперь я увидел, как надвигается теплон — сперва далекая черная полоска; она быстро росла, разбухала, заливала экран. И вдруг откуда-то снизу в эту плотную стену мрака врезалась белая машина необычных очертаний. На мгновение теплон поглотил ее, будто слизнул, но вот она вынырнула, по ней проносились смутные тени, и теперь машина шла по плавной спирали, шла вместе с теплоном… Наверное, это продолжалось несколько минут, потом машину резко подбросило, она беспомощно закувыркалась… ее заволокло чернотой…
Экран погас.
— Что это? — спросил я изумленно.
— Беспилотная модель, — сказал Рэй. — Наша четвертая модель. Она продержалась в теплоне семь минут.
Он начал объяснять, но я уже понял и без него, и меня охватило волнение. Да, это была превосходная идея: самолет не должен быть инородным телом в атмосферных вихрях, телом, тупо сопротивляющимся действию внешних сил. Пусть вихри работают на него, он должен как бы слиться с ними, черпать из них энергию…
Я провел в конструкторском бюро целый день. Рэй терпеливо знакомил меня с расчетами, с аэродинамическими особенностями атмосферных вихрей, с повадками черных теплонов. По правде, я был поражен гигантским объемом исследовательской работы, проделанной конструкторами и метеорологами. Да, тут шла борьба. Настоящая, упорная, захватывающая. Обуздание стихии? Нет, для этого пока еще время не настало. Но приспособление к ней.
В одной из комнат стояло конструкторское кресло с аппаратурой и экраном — кресло, каким пользуются некоторые из главных конструкторов на шарике.
— Недавно, — сказал Рэй, — по нашей просьбе нам доставили этот комплекс. Но мы пока что… Очень трудно освоить. Очень.
Борга бы сюда, подумал я. Вот кого здесь не хватает. И не только здесь…
Я понимал, что Рэй устал от многочасовых разговоров и объяснений. Да и у меня, признаться, от обилия впечатлений трещала голова. Надо было прощаться. И надо было что-то на прощание сказать.
— Рэй, — сказал я, — ты ведь знаешь, что я был пилотом. Просто пилотом дальних линий.
Он выжидательно смотрел на меня сквозь черные очки. Маленький широкоплечий человечек с обожженным лицом. Кажется, он послал менто-сигнал, но я не понял.
— Здесь все по-другому… непривычно для меня, — продолжал я с запинкой. — Но если мой опыт пригодится, то…
— У нас каждый делает все, на что он способен, — сказал Рэй. — В любой день ты можешь начать работу.
Глава двадцать шестая
«Я ПРИЛЕТЕЛ ЗА ТОБОЙ, УЛИСС…»
По метеосводке черный теплон проходил сегодня примерно на семьдесят пятом градусе северной широты, и я вылетел ему навстречу.
Рэй Тудор отговаривал меня. Отговаривало все конструкторское бюро. Но я настоял на полете. Пятая модель раз за разом давала неплохие результаты, недаром же мы бились над ней столько времени. Автопилот, может, и надежнее пилота как такового, но самолеты нужны, в конечном счете, для перевозки людей. Словом, я настоял на испытательном полете.
Я летел на юг. Вот они, ундрелы, необжитая, дикая от века, выжженная теплонами страна. Подо мной простирались равнины и горные цепи, над которыми курился белесый туман. Я отчетливо увидел целое семейство вулканов, все они дружно работали, выплевывая коричневую, расползающуюся по склонам лаву.
Не знаю, почему я вспомнил, как мы когда-то летели с Андрой в аэропоезде и я признался ей… Не знаю, по какой ассоциации это всплыло в памяти. Хватит. Ни к чему эти воспоминания…
Наружные датчики донесли, что машина вошла в область теплона. А потом я увидел его.
С непостижимой быстротой передо мной вырастала черная стена. Рука невольно, сама собой потянулась к поворотному манипулятору. Я отдернул руку и заставил себя думать о чем-нибудь другом, постороннем.
Ну, вот, например: почему в прошлом веке летчики русской авиации называли прозрачный решетчатый передок кабины странным словом «моссельпром»? Я вычитал об этом в старой книге о войне. «Моссельпром». Может, какое-то старославянское слово?
Черным-черно вокруг. Нет никакого смысла в прозрачном пластике моего «моссельпрома». И я включил инфраэкран.
«Вспомни, — сказал я себе, — вспомни, как вы с Робином напоролись тогда, много лет назад, на космических призраков. Тогда было страшней. Безусловно страшней. Страшнее призраков нет ничего».