Помрешь с этим Диомедом.
Горгий тоже усмехался в черную бороду, глядя на выходки Диомеда. В тихую погоду часами играл с ним в камешки.
Но теперь, достигнув берегов Иберии, сделался Горгий молчаливым и задумчивым. Стоя на покачивающейся корме, глядит и глядит на дальний берег, на синее море — не видно ли чужого паруса. Роятся в многодумной голове воспоминания о долгом и трудном пути.
А путь и впрямь был нелегок.
Верно, Пелопоннес обогнули и дошли до Керкиры [6] благополучно. Зато потом…
Семь суток полного безветрия между Керкирой и проливом Сциллы и Харибды [7]. Обессиленные гребцы, обливаясь жарким потом и протяжно стеная, не могли уже вырывать тяжелые весла из будто загустевшей воды. А за проливом противный ветер. Медленнее черепахи полз корабль вдоль италийского берега. Когда же доползли до Питиуссы — Обезьяньего острова, что лежит против Кум, — такое узнали…
Полмесяца назад, как рассказали Горгию, у берегов Кирны [8] боевые фокейские триеры сшиблись в морском бою с несметной флотилией карфагенских и этрусских кораблей. Давно уже карфагеняне точили зубы на фокейских мореходов — не давала им покоя торговля греков с богатым Тартессом. И вот, заключив союз с этрусскими морскими разбойниками, напали они на фокейцев. Яростно обменивались неприятельские корабли градом камней из баллист, сваливались бортами, бились врукопашную на палубах. Разошлись поздним вечером, оставив три с лишним десятка кораблей — жаркими факелами горели они в ночи. Не одолели греков карфагенские воины в открытом бою, но слишком велики были потери фокейцев. Пришлось им отступиться от Алалии, отдать Кирну врагу.
Советовали Горгию поворачивать обратно.
— Все равно не пройдешь в Тартесс. Даже если проскочишь к иберийским берегам, к Майнаке [9], остановят тебя карфагеняне в узком месте, у Геракловых Столбов. Слышь, купец, поклялся Карфаген, что ни один фокейский корабль не достигнет больше Тартесса. Принеси жертвы богам и поворачивай назад.
— Жертвы богам я принесу, — ответил Горгий после долгого раздумья. — Но сворачивать с пути не стану. Запад опасен, но еще большая опасность надвигается на Фокею с востока.
— Персы? — спрашивали колонисты из Кум.
— Персы, — подтвердил Горгий. — Фокее нужно оружие. Много оружия. За этим я и плыву в Тартесс. А дальше — как будет угодно богам.
— Да, да, — кивали колонисты. — Оружие в Тартессе хорошее… О боги, что станется с Фокеей!
Горгий принес богатые дары Посейдону и Аполлону — укротителю бурь — и вышел в море. Упрямо держал на запад. Божественные близнецы Кастор и Полидевк, сияя в ночном небе, указывали ему дорогу. Ужасная двухдневная буря обрушилась на корабль и поглотила бы его, если б не дары, принесенные в Кумах. Она же, эта буря, спасла корабль от этрусских морских разбойников, погнавшихся было за Горгием у острова Ихнусса [10].
Дальше, за Ихнуссой, был долгий и опасный переход до Островного моста — тысяча шестьсот стадий открытого пустынного моря.
Остались позади затаенные в вечерней дымке Мелусса и Кромиусса, населенные дикими балеарами, несравненными метателями камней, ныне подвластными, по слухам, Карфагену. Осталась за кормой Питиусса [11] — последний из островов Моста.
И вот открылся взглядам фокейцев скалистый берег Иберии. Не это ли сказочная Гесперия, Вечерняя страна, дальний край Ойкумены, омываемый таинственной рекой Океаном, овеянный древними легендами? Где-то там, как говорили в старину. — Элисий, обиталище душ умерших.
Сам Горгий, хоть и немало поплавал на своем веку, ни разу не забирался так далеко, на крайний запад Талассы [12]. Но многоопытный кормчий Неокл дважды хаживал в Тартесс, потому и выбрал его Горгий. Уверенно довел Неокл корабль до стоянки под высокой, как башня, скалой.