— Здравствуй, Кармела. Проведи–ка меня быстренько к донселле.
Два больших черных глаза испуганно уставились на него.
— Донселлы нет дома, — зашептала служанка. — Никого нет дома, дун Хайме.
Сговорились все, что ли? — тоскливо подумал он.
— Где же она?
— Ох, дун Хайме… Уж не знаю, что стряслось, только хозяин сегодня кричал на донселлу… «Чтоб его ноги не было здесь…» Вашей, значит, сеньор…
— Вот как? Это почему же?
— Не знаю, сеньор. Уж она плакала, плакала… Вы лучше уйдите, дун Хайме, а то увидит кто–нибудь, будет мне…
— Где донселла? — спросил он мрачно.
— Так я же сказала, к герцогу Серредина—Буда все уехали, бал у него сегодня…
Медленно разъезжал Хайме вдоль ограды герцогского дома. Ворота ему, незванному, конечно, не откроют. Ограда высока — не перепрыгнуть. Как же пробраться в дом?
Хайме озяб. Уехать? Нет, он непременно должен повидаться с Белладолиндой. Она ему нужна. Только она.
Три темные фигуры показались на улице. Подошли к воротам герцогского дома, один взялся за колотушку.
— Погоди, приятель. — Хайме спрыгнул с коня.
— Благородный сеньор, не трогайте нас, мы всего лишь бедные музыканты…
— Музыканты? — Хайме всмотрелся в лицо, заросшее черным волосом. — Ага, старый знакомый… Покажи–ка мне тексты серенад, дружок.
Теперь музыкант всмотрелся. В путанице волос открылась белозубая щель.
— Хе–хе–хе. Тексты… Если вашей милости нужна серенада, то сегодня, к сожалению…
— Послушай. — Хайме вдруг осенило. — Вас позвали играть у герцога?
— Да ваша милость.
— Так вот. Одному из твоих приятелей придется подождать тут. Давай–ка свой плащ и гитару, — сказал Хайме второму музыканту и сунул ему монету. — Потом получишь еще. Держи коня…
В ожидании короля гости герцога Серредина—Буда прохаживались по залам, пили оранжад. Мужчины играли в кости, обменивались придворными и иными новостями. На возвышении, за балюстрадой, дамы шептались о своих делах, обмахивались веерами.
Голубой кафтан герцога выглядел эффектно рядом с черной сутаной великого инквизитора.
— Его величество подготовлен, монсеньор, — говорил герцог. — Я не предвижу неожиданностей.
— Хвала всевышнему, — разжал губы великий инквизитор.
— Но при всем том я хотел бы заметить, что промедление…
— Он будет взят этой ночью, — сказал великий инквизитор.
На лице герцога появилась светская улыбка.
— Я убежден, что изобличение столь опасного еретика будет с искренней радостью встречено всеми добрыми католиками. Дун Дьего! — окликнул герцог молодого статного дворянина с закрученными усиками. Тот подошел с поклоном. — Разрешите, монсеньор, представить моего племянника, маркиза до Барракудо‑и — Буда. Это он дал нам весьма важные свидетельства, которые решающим образом…
— Знаю, — Великий инквизитор протянул молодому человеку вяло опущенную бледную кисть. — Благодарю вас, сын мой.
Дун Дьего почтительно приложился к его руке усами и губами.
Да, он, дун Дьего, неплохо справился с поручением дяди, а заодно и выполнил долг истинного христианина. Теперь он получит, как обещал дядюшка, замок Косто—Буда, это недурное поместье на юге, и поправит свои дела. Хватит ему ютиться в ветхом доме предков, который вот–вот развалиться. Теперь его дела пойдут на лад.
И, расправив грудь, дун Дьего неторопливо пошел вдоль возвышения, на котором сидели дамы. Он поклонился донселле Белладолинде, которой недавно его представил дун Хайме, дорогой друг. Завел с ней галантный разговор.
Донселла сидела, напряженно выпрямившись. Но дун Дьего был хорошо воспитан, речь его текла непринужденно, любезности были приятны донселле. И она заулыбалась. Ее карие глазки все чаще взглядывали из–за веера на дуна Дьего, и отвечала она на его вежливые вопросы все менее односложно.
На том же возвышении, поодаль, сидели, склонясь над гитарами, три музыканта. Их недавно туда провели, и они усердно щипали струны. Вот они запели романсеро о славном рыцаре Риальто. Смертельно раненный, он приполз, чтобы умереть у ног своей дамы, — и когда музыканты дошли до этого места, Белладолинде показалось, что один из них фальшивит. Она оглянулась. Двое сидели вполоборота к ней, а третий из–за плеча товарища в упор смотрел на нее, Белладолинду. Она видела только его глаза, затененные низко надвинутой шляпой. Пожав плечиком, отвернулась.
Герцог пригласил гостей в зал для игры в серсо.
— Не угодно ли сыграть, прекрасная донселла? — сказал дун Дьего, осторожно касаясь ее руки, лежащей на балюстраде. — Я слышал, вы играете искусно и грациозно.