- Что? Нет, это другое... Расслоение времени - частный случай асимметрии. Я иду дальше и... прихожу к таким чудовищным парадоксам... - Феликс опустил голову и нервно потер лоб. - Года два назад мне казалось, что я близок к математическому выражению механизма всеобщего взаимодействия материи. Но это оказалось иллюзией.. Возникла такая невероятная картина, противоречащая всем нашим представлениям о мироздании, что... я чувствую, что бессилен... Ладно, оставим это...
Мне стало жаль Феликса, но я не знал, как его утешить. Да и не в утешении было дело.
- Улисс, - сказал он вдруг, тряхнув головой с какой-то отчаянной решимостью. - Я рад, что ты здесь... Все эти годы я вел с тобой нескончаемый разговор - мысленно, разумеется. И надо наконец...
- Не надо, Феликс, - быстро сказал я. - Все прошло, и не надо больше ни о чем.
- Хорошо. Запоздалые объяснения действительно ни к чему. Но видишь ли, Улисс, я не очень приспособлен к так называемой практической жизни... всегда кому-то приходилось решать за меня. Так было и тогда...
- Знаю. Она сама сделала выбор, и хватит об этом.
- Она сама сделала выбор, - повторил он, - но ты должен был ее удержать, Улисс. Ты мог это сделать, потому что...
- Я ни о чем не жалею, Феликс.
- Ты мог удержать Андру, я знаю это максимально точно. По-видимому, природа создала меня анахоретом, я просто не умею жить иначе, и, когда Андра взялась налаживать мой быт... весь этот распорядок в доме... и постоянные гости по вечерам... я чувствовал, что перестаю быть самим собой. Так продолжалось несколько лет, а потом я сделал - впервые в жизни - решительный шаг.
Я слушал его с напряженным интересом.
- Мы не расстались, Улисс, нет. Но я предложил, чтобы каждый из нас жил собственной жизнью, без этого окаянного распорядка. Андра вернулась к своей лингвистике, опять надолго уехала в Африку, ну, а я... как видишь... - Он развел руками и улыбнулся улыбкой ребенка. - И вот, - продолжал он, - все эти годы меня мучит вопрос: для чего же были нужны жертвы... такие тяжкие жертвы?.. Ты должен был ее удержать, Улисс.
Я отвернулся, чтобы не видеть его беззащитных глаз.
- Если бы можно было знать все заранее, - проговорил я.
- Да... если бы... Ты сказал, что ни о чем не жалеешь. Это правда, Улисс?
- Я действительно ни о чем не жалею. Я нашел себя, свою судьбу... Я не жалею даже о том, что пришел к этому позже, чем следовало бы по логике вещей. Наверно, идеально прямые дороги бывают только у роботов. - Я взял Феликса за плечи и коротко встряхнул. - Все правильно, дорогой мой Феликс.
Он сразу повеселел, вот уж воистину, как ребенок.
- Улисс, ты не представляешь, как много значит для меня...
- Все, все! Закончим этот разговор. Пойду погляжу в последний раз на корабль.
- На корабль? - Лицо у Феликса стало озабоченным. - Как же я забыл - ведь меня специально привезли для какого-то совещания...
- Оно сейчас начнется. Пойдем.
Он заколебался. Кинул взгляд на исписанный пол.
- А что мне, собственно, там делать?.. Знаешь, Улисс, лучше я не пойду.
- Ну, как хочешь. Прощай.
- Всего тебе хорошего, Улисс.
Я вышел. В пустом коридоре прислонился к стене и постоял немного. "Ты должен был ее удержать..." Ох, не нужно было мне прилетать сюда!
Запах корабля!
Я шел знакомыми коридорами и вдыхал этот неповторимый запах, который не передашь никакими словами. Я смотрел на стены и вспоминал надписи монтажников, язвительные надписи, скрытые теперь облицовочным пластиком. Вспоминал рифмованные радиообъявления, треск сварки, бодрый гул голосов, тяжкие вздохи пневматических устройств...
Теперь здесь стояла тишина - та особая, хорошо мне знакомая сосредоточенная тишина, которую корабль, готовый к старту, как бы примеривает к глубокой тишине космоса. Еле уловимая вибрация палубы говорила мне о том, что реактор введен в режим.
Из-за двери кают-компании доносились голоса. Я остановился в нерешительности. Конечна, командир корабля пригласил меня на инструктаж, и я имел полное право войти. Но - зачем? Не стоило мешать занятым людям.
Белокурый Грегори, сопровождавший меня, деликатно ожидал, чтобы я первым вошел в кают-компанию. Я сказал ему, что сидеть на инструктаже не хочется, лучше я похожу немного по кораблю, если можно.
- Тебе, конечно, можно, старший, - сказал Грегори.
Он скрылся за дверью кают-компании, а я прямиком направился в рубку. Я мог бы пройти туда с закрытыми глазами.
В узеньком коридоре, примыкавшем к машинному залу, я невольно замедлил шаги. Да, вот это место. Вот люк, из которого высунулись голые ноги Всеволода, пропавшего практиканта. Здесь он стоял, смущенно потупившись и размазывая масляное пятно на животе, стоял перед грозными очами начальника космофлота... Сколько лет пролетело с того дня, сколько лет, а картина рисовалась мысленному взгляду так отчетливо, словно все это было вчера...
Рубка. Я отворил тяжелую дверь и перешагнул высокий комингс. Сердце стучало у самого горла. Я горько усмехнулся при мысли о том, что в таком состоянии не прошел бы медосмотра даже для полета на линии Земля - Луна.
Как во сне, я прошагал к креслу первого пилота. Сел, откинулся на спинку амортизатора. Передо мной на пульте покойно горел зеленый глазок, свидетельствующий, что реактор в режиме. Машинально я протянул руку и положил палец на красную стартовую кнопку. Достаточно ее нажать, и...
Весь космос был сейчас у меня под кончиком пальца. Большой космос, безбрежные звездные моря, далекие чужие миры, все прошлое и все будущее...
Одно лишь легкое нажатие... нет, не такое уж легкое, она тугая, эта кнопка, надо приложить полтора ньютона... но это же совсем немного...
Сколько раз я преспокойно нажимал стартовую кнопку, и перегрузка вжимала меня в амортизатор, и корабль, послушный мне, начинал разгон.
Но эту кнопку нажму не я. Ее нажмет командир корабля, а не посторонний и, в сущности, совершенно ненужный здесь человек...
Ну что ж. Все правильно, абсолютно правильно.
Я сидел с закрытыми глазами. Надо было уйти, поскорее уйти отсюда, но я не мог заставить себя подняться. Не знаю почему, по какой неясной ассоциации, но я вдруг увидел себя на покачивающемся мостике старинного морского корабля. Я стоял среди путаницы пеньковых снастей и перебирал неуклюжие рукоятки штурвального колеса, а надо мной высились белые громады парусов, а еще выше - черное звездное небо, и я знал о звездах только то, что нужно для прокладки пути в океане... И впереди было Неизвестное, и жадное, почти первобытное любопытство влекло меня вперед...