— Это смешно, — сказал я однажды. — Она не поддается дрессировке.
— Напротив, — возразила Глория, которая в этот момент заказывала новый ковер в интернет-магазине. — Мы приучили ее ходить на ковер. В смысле, теперь она гадит только на него.
— Что значит — мы приучили?!
— Понятия не имею. Наверное, дело в том, что в этот раз ты не хлопнул в ладони, когда мы вынесли ее на улицу.
Я говорил, что каждый раз, когда ваш пес облегчится, вам нужно реагировать, будто он получил Оскар?
— Ну вот что, я не собираюсь аплодировать собачьим какашкам. Послушай себя.
— Я только хотела сказать, что ты непоследователен в дрессировке.
— Еще как последователен, — сказал я, открывая очередную бутылку пива. — Я последовательно злюсь. Не понимаю, за что нам такие пробле…
— Она хорошая девочка. Ей просто нужно немного помочь.
В этот момент наша так называемая хорошая девочка изучала «Полночные воды» Норы Робертс. Очень увлеченно. Она уже отгрызла обложку и уверенно приближалась ко второй главе. Судя по всему, книга пришлась ей по вкусу.
Вскоре после этого Хола приступила к коварной кампании по превращению меня в лифт. На самом деле зенненхунды не всегда такие огромные. Первую пару месяцев жизни они размером примерно с арбуз. Глядя на это безобразие, Глория даже придумала мне новое прозвище: Холеватор.
Мы жили на втором этаже, так что, пока Хола была маленькой, я таскал ее на улицу на руках. Повзрослев, она требовала таких же почестей. Стоило нам приблизиться к лестнице, как она усаживалась на верхнюю ступеньку и поднимала на меня горестный взгляд мерцающих карих глаз. Сдвинуть ее с места не было никакой возможности.
Пока я спускал ее и поднимал обратно, она крутила головой по сторонам, словно маленький перископ, всем своим видом демонстрируя восторг первооткрывателя. В эти моменты она была счастлива. Впрочем, по мере того, как ноша увеличивалась в весе, я все чаще задумывался о том, чтобы сходить к массажисту и попросить вправить позвонки. В конце концов Холеватор прекратил работу.
Холу это не смутило: у нее уже был наготове план Б.
Заключался он в изменении ее ночных привычек. Зенненхунды спят очень чутко, беспокойно постанывая во сне, или же ночь напролет слоняются по квартире в поисках невидимых коров, которые без их бдительного присмотра тут же убегут в лес. Когда Хола была еще щенком, мы с Глорией разделили обязанности: жена обязалась приучить собаку к лотку и сделать все необходимые прививки, а я взял на себя кормежку и общий уход. В результате именно меня Хола выбрала для своей диверсии.
Начать с того, что к двум годам она завела привычку посреди ночи запрыгивать на кровать и укладываться между мной и женой. Поразительно, что по прошествии трех лет Глория так и не смирилась с этим.
— Она не должна спать с нами в кровати! — возмущалась жена.
— Конечно не должна.
— Это ты ее поощряешь.
— Неправда! Я сплю. Как я могу ее поощрять?
— Ты улыбаешься во сне. И это вводит ее в заблуждение.
На самом деле, если кто и улыбался во сне, так это Глория — пусть и еле заметно. Я всегда считал, что это прекрасно отражает ее характер.
Стоило нам с женой лечь, как Хола устраивалась на полу с моей стороны кровати. Весьма правдоподобно изображая похрапывание, эта зверюга выжидала удобного момента. Кто не знает, зенненхунды дремлют с полуприкрытыми глазами — причуда анатомии, приписываемая двойному веку и наследственному пороку под названием «эктропион», — так что определить, когда они спят, а когда притворяются, трудно, а в нашем случае — невозможно.
Как только мы с Глорией засыпали, Хола рывком плюхалась на кровать и ложилась посередине, что отнюдь не радовало мою дражайшую половину.
— Она что-то против меня имеет, — наконец пожаловалась Глория. — Это раздражает.
— А по-моему, это очень мило. Ты ей нравишься.
— Напротив. Я поняла, чего она добивается.
— Чего?
Глория смерила меня возмущенным взглядом, который прекрасно был мне знаком:
— Ты все равно не поверишь.
— А ты попробуй скажи.