И все же скромный дровосек не протестовал. Воистину столь смиренным и работящим был этот человек, что едва замечал он многие и многие мелкие обиды и вечное недовольство со стороны своего далеко не идеального брата, которые могли бы вызвать в нем протест. Разумеется, если уж затрагивать эту неприятную тему, то на память мне приходит один небольшой пример. Это некий инцидент, приключившийся вечером, приятным во всех отношениях. По крайней мере, он был приятным сначала, до появления черных как смоль жеребцов хозяина Касима (чье настоящее имя было Гоха, но все звали его Беспалым, потому что на левой руке у него не было большого пальца, прежде красовавшегося там и отсеченного от прочего туловища кривым и в высшей степени острым ятаганом во время особенно горячего спора насчет поведения неких женщин из дома, где он был повелителем), которые убежали со двора за ворота. И случилось так, что жеребцы эти просунули головы свои между жердей изгороди Али-Бабы, и там они полакомились лучшими молодыми овощами с его маленького, но обихоженного огорода. Вдобавок к тому они, по обычаю всех лошадей, где ели, там и испражнялись, так что остатками их жизнедеятельности была загажена обычно безукоризненно чистая каменная дорожка, что вела к воротам Али-Бабы. Таким образом, когда на следующее утро Али-Баба поднялся, еще до рассвета, чтобы успеть отвести своих мулов далеко-далеко, в ту часть опасного леса, где можно было отыскать самую лучшую древесину, он обнаружил эту двойную напасть.
Был ли славный лесоруб огорчен потерей урожая овощей, без которых ему затруднительно было обеспечить своим домочадцам сбалансированную, пусть и неоспоримо скудную, диету? Исполнился ли смиренный дровосек горечи оттого, что дорожка перед его домом стала теперь грязной и вонючей?
Пожалуй, оставим эти вопросы мудрецам, поскольку в этот самый миг наш скромный Али-Баба, воистину принц среди нищих, вдруг заметил брата Касима, направляющегося к своим воротам по соседству. И столь кротким был наш дровосек, что он не пожелал привлекать излишнего внимания к столь огорчительным вещам, как мог бы сделать кто-нибудь другой.
— Любезный брат! — сказал он вместо этого.
— Ну что еще? — грубо отозвался Касим. — Ты что, не видишь, что я занят?
И впрямь Али-Баба не был уверен, хочется ли ему занимать своего брата еще больше. Однако дровосек полагал, что такие дела, если уж начал, лучше доводить до конца. Поэтому он сказал:
— Я тут заметил две вещи. — И с этими словами он указал на огород — клочок голой земли, на которой не росли больше овощи.
Его брат мельком взглянул на разоренные грядки.
— Судя по виду этого огорода, хорошо, что твое основное занятие — рубка леса, — был насмешливый ответ Касима.
Готов ли был кроткий Али-Баба пассивно стоять и безмолвно выслушивать глупые шутки своего брата? Видимо, нет, ибо дальше дровосек заявил:
— Но это натворили лошади Гохи. — И в доказательство своих слов он указал на благоухающие кучки, в изобилии усеявшие дорожку.
Тут Касим нахмурился и сморщил свой большой некрасивый нос.
— Почему это еще не убрано? Как скверно, что нам приходится жить в такой тесноте. Тебе следовало бы в дальнейшем быть поосторожнее, дабы не докучать соседям своими дурными манерами. — И с этим его брат развернулся и направился прочь, на тот надменный манер, как любят вести себя богатеи.
Вывели ли из себя простодушного Али-Бабу, который в столь многих отношениях был куда чище духом, нежели его братец, эти эгоизм и непонимание? Готов ли был благочестивый Али-Баба схватить ту самую глиняную чашу, что теперь у него в руках, и разбить ее вдребезги о ближайший столб? Был ли всегда учтивый Али-Баба на волосок от того, чтобы схватить этот пергамент, что теперь перед ним, и разорвать его на мелкие клочки, желая при этом, чтобы каждый клочок был частицей его брата?..
О Всевышний! Прошу прощения. Я немного отклонился от темы. Почему вы все зашевелились? Вы, конечно же, не собираетесь уходить. Я ведь просто подготавливаю сцену, на которой будут твориться великие дела. Возможно, Синдбад прав и мне стоило бы поменьше отвлекаться.