Потом произошла заминка… И меня поставили носом к стенке, чтобы не видел, кого ведут навстречу. Навстречу вели целую колонну. Сбоку, под «п–с–с-с-т!» и бряк ключей, тоже налетела группа зэков. Пока их разводили, меня подтащили к камере, 97… И втолкнули в нее, приказав: «Не разбираться!». Я этой команды не понял. Сел на нары. Люди поднимались с матрацев. По возгласам решил: иностранцы! Не все, оказалось; бы–ли на нарах и свои. В камере меня продержали до четырех часов утра. Все это время мы проговорили. Собеседник мой – бывший заместитель командира полка, артиллерист. Сидит «за Финскую»: «Отметил положительные качества финской армии». Какие ж такие качества?
— Да воевать умеют. И смерти не бздят. Всего–то.
— А кто сидит–то в камере? Вроде — не наши?
— Наши. Но не все — имеются Англичане.
— Англича–ане?!
— Они…
Что бы им сидеть у нас? Оказывается, есть из–за чего: они же враги Гитлера, а Гитлер — наш друг. Следовательно, — заметил замкомполка, — они враги наших друзей. Значит, наши враги…
— И кто же они? — не унимался я.
Охотничий азарт составителя записок с именами зэков вновь настиг меня после стольких месяцев ничегонеделания на Лубянке.
— Откуда они?
— Говорю тебе: все пятеро — из Англии. Вон этот вот — он Балтон, Эдуард. Этот — Лавгров, рядом Бэтмен Вилли, еще спит один — тот Эллан… А этот, познакомься, — Бриггс.
Бриггс пожал мне руку, что–то спросил у замкомполка (я ведь и фамилии у нашего командира не спросил!). Тот переспросил меня:
— Как ты, мальчик, здесь оказался?
Я кратенько рассказал — как. И стал спрашивать Бриггса: он–то как оказался в Бутырках?
— По сволочной природе вашего режима, юноша.
Еще я успел спросить Джорджа Бриггса: откуда он родом?
И есть ли у него семья? Но замкомполка вдруг стал рассказывать об англичанах, что они бежали из германского плена, оказались у польских друзей, и все рвались к русским; поляки их отговаривали — они уже хлебанули русской дружбы после середины сентября 1939 года! Но англичане, по выражению замкомполка, искали на свою задницу приключений… И нашли, переплыв Буг… Ну, ясно: шпионы, Скотланд—Ярд, там, еще чего–то. И вот сидят, отхватив лиха полной мерой… Счастливчики — кого–то из них до Бутырок расшлепали уже…
Я повторял и повторял имена — и запомнил их, толком не познакомившись с самими англичанами.
Тут меня вызвали, выдернули из 97–й камеры.
Попрощаться даже не дали.
Глава 131.
Повели по лестницам…
Потом — по каким–то переходам. Вывели к развилке в «крестах»[13].
В одном из коридоров я был развернут «носом к стене».
Короткий диалог ведущего и принимающего.
Принимающий:
— В какую?
Ведущий: — В 19–ю к покойникам.
За спиной прогремели замки. Бесшумно отворилась дверь.
Я был водворен — тычком в затылок — в душное лоно камеры.
В лицо душно пахнуло гнилым тряпьем, человеческими испарениями и вонью параши. За мною захлопнулась дверь. Снова прогремели замки…
Освещенная лампой в нише над дверью, камера наполнена была полусотней людей, лежавших тесно на одинарных, «покоем», нарах. С моим появлением все они, разом, подняли головы и уставились в меня. Высокий худой человек в ухоженных остатках военной формы поднялся с нар. Прихрамывая, подошел:
— Добро пожаловать! Здравствуйте!.. Который вам, простите, годик?
Он взял меня за подбородок длинными, очень мягкими пальцами.
— Шестнадцать стукнуло, — брякнул я, решив показать, что в тюрьме человек не новый. — А что?
— Ничего.
И обращаясь к кому–то на нарах:
— Детей берут, мерзавцы.
И вдруг, заметно изменившись в лице, будто увидав нечто необыкновенное, шепотом спросил меня:
— Вы давно с воли? Ведь не может же быть, что давно?!
— Давно, — удрученно ответил я. — Очень давно…
— Как давно? Вас когда арестовали?
— В августе… 29–го.
— В каком августе… 29–го?… В августе… каком?
— Ну… в этом… Что был…
— В каком «в этом»? В году каком? — Он непонятно почему волновался инервничал… — В каком году вас арестовали?