Зато на выпускном балу после восьмого класса с радостью перетанцевал почти со всеми одноклассницами: таким воодушевленным его можно было видеть разве что на спортивной площадке! И было от чего: в аттестате ни одной тройки и лишь четыре четверки! Он выполнил, даже перевыполнил свои обязательства, и в интернате его по-прежнему ждали. Особенно после областных соревнований, на которых никому не известная команда провинциальной школы заняла второе место!
По большому счету такая Лешина активность объяснялась грядущим прощанием со школой. Правда, об этом никто, кроме лучшего друга Витьки Серова, не знал. Жаль, конечно, с ним будет расставаться, с детского садика всегда и везде вместе, но не насовсем же! Будут каникулы, и они обязательно встретятся.
Родители, просматривая дневник сына, лишь переглянулись: молодец, но придется ждать приезда братьев. Решение-то принимали вместе! Однако Леша ждать не пожелал и вместе с отцом поехал в Рязань. Вызвав на КПП Валентина и Павла, он раскрыл перед ними дневник, и тем ничего не оставалось, как констатировать факт: он выполнил все условия. Согласился с этим и отец, грустно заметив, что раз младший сын перерос по годам погибшего брата, значит, можно его отпускать. Матери с таким решением пришлось смириться.
Тренер Борис Яковлевич наметанным глазом сразу разглядел в Радченко талант и, с учетом Лешиного трудолюбия, возлагал на него большие надежды. Это было неслыханно: еще не зачисленного в спортинтернат паренька включили в список спортсменов, отправлявшихся на сборы в Алушту! Через неделю он уже трясся в вагоне поезда, который нес его навстречу новой жизни.
Ровно через год тренера пригласили работать в Минск, и он забрал с собой перспективного ученика. Единственного из всего класса. Вот так прямехонько Леша и попал в юношескую сборную республики, а заодно — и во второй состав команды мастеров, где с первого дня почувствовал жесткую конкуренцию за место под солнцем. Каждый игрок здесь был точно маленький алмаз, который после кропотливой огранки обещал превратиться в бриллиант, каждый без исключения был честолюбив, амбициозен и жаждал попасть в основной состав.
Даже спустя годы Радченко был благодарен судьбе за ту школу жизни, которую прошел в Минске, — тренировки, соревнования, переезды, выпускные экзамены в очередном спортинтернате, где учителя никому не делали поблажек, появление первой в его жизни женщины, о чем позаботились старшие товарищи. Едва прознали, что у парня нет сексуального опыта, тут же, на сборах в Стайках, «крестили». Как оказалось, разбитная официантка Сонька стала в свое время «крестной мамой» доброй половине ребят. От нее же он впервые услышал: «Ты — самый красивый из всех, кто у меня был. Ох наплачутся бабы!»
На следующий день, не совсем уверенный, что правильно понял ее слова, Леша долго рассматривал себя в зеркале: ростом такой, как и все в команде, лицом тоже, не весельчак, не балагур, молчаливый, несмелый с девушками. Странно… Но через неделю сомнения развеялись: в соседнем корпусе поселилась девичья сборная по легкой атлетике, и стоило Радченко несколько раз улыбнуться девушкам, как его невероятному успеху у них стали завидовать многие.
В тот же год пробил его звездный час в спорте: самого молодого игрока включили в основной состав команды высшей лиги, и по окончании сезона он получил звание мастера спорта. Надо было оправдывать такое доверие, и Алексей тут же распрощался с мыслью куда-либо поступать. Получив аттестат, он сразу уехал на длительные сборы: отсрочка от армии обеспечена, а желание закрепиться на завоеванных позициях было столь велико, что поступление в институт он решил отложить на следующий год.
Кто знал, что следующий год поставит крест не только на его спортивной карьере…
…В баре после ужина было немноголюдно — звучала спокойная музыка, чинно прохаживались под руку пожилые парочки. Утопая в мягких кожаных креслах, Радченко с Кушнеровым лениво провожали глазами редких в этот час особ женского пола и практически без ошибки определяли, на кого не стоит тратить время, а кто не прочь поискать приключений на стороне. Двое ребят из службы безопасности холдинга сидели за соседним столиком чуть поодаль.
— Помнишь, весной в Нью-Йорке ты упомянул, что к Инне в Париж прилетала Крапивина? — неожиданно обратился Алексей к другу.
— А чего это ты вспомнил? — потягивая виски, удивился Артем. — Тогда даже бровью не повел!
— Есть от чего, — вытащил он из-за спины прихваченный с собой журнал и раскрыл на нужной странице. — Смотри.
— Ничего себе! Надо же как изменилась!
— А по-моему, не очень… Время будто ее и не коснулось.
— Ошибаешься! Я встретил ее лет семь назад в Пулковском аэропорту. Инка в тот день улетала, захотел ее увидеть, сел в «Стрелу», примчался в Питер. А когда ее с Томкой заметил, остолбенел: за руки держатся, слезы, поцелуи… Как в институте! По сравнению с этим снимком она была раза в полтора толще! — кивнул он в сторону журнала.
— Ты ничего не рассказывал, — укоризненно проронил Алексей.
— А зачем? Чтобы у тебя потом на душе кошки заскребли? Ты-то сам о ней ни разу не вспомнил за эти годы… Да и она тобой не интересовалась… К Инке в аэропорту я так и не решился подойти, а вот с ее зареванной подружкой обнялся, выпил кофе, поговорил о жизни… Честно говоря, она мне тогда здорово помешала.
Артем принялся за чтение, а Алексей молча за ним наблюдал. С той минуты, как он нашел этот журнал, на душе было неспокойно. Может, Артему удастся развеять эту необъяснимую тревогу?
— Ты смотри, какая дипломатичная особа: вроде ответила на вопрос, а вроде и нет, — заметил тот, пробегая глазами статью. — С каких это пор ты читаешь женские журналы?
— Нашел на столике у бассейна. — Алексей закинул руки за голову и откинулся к спинке кресла. — Поинтересовался в reception, и — не поверишь! — оказалось, что вместе с сыном она отдыхала в этом же отеле! Сегодня утром улетели, а журнал, видимо, забыли.
Не отрываясь от чтения, Кушнеров лишь качнул головой:
— Представляю, какая вышла бы встреча! Насколько я знаю, она разведена. Это в общем-то и неудивительно: с ее характером нелегко ужиться.
— Да нормальный у нее характер, — неожиданно не согласился друг. — Она из тех, кто идет по прямой. Поведение таких людей вполне предсказуемо, в этом Инна была права… Одно только не вписывается в эту прямую линию — ее аборт.
— А по мне, здесь все логично: ты собрался жениться на другой, не рожать же ей в девках? Честно говоря, кто там был у вас виноват — я так и не понял. Вроде — ты, а вроде — и она… Видно, оба хороши, — перевернул он страницу и присвистнул: — Ба! Тебе фамилия Фунтина ничего не говорит? Екатерина Фунтина… — прочитал он подпись под статьей. — Не родственница нашей Ляльки Фунтик?
— Покажи, покажи… Действительно… Неужели они до сих пор общаются? Я-то был уверен, что их дружба — блеф.
— А ты хоть знаешь, что у Ляльки трое детей?
— Лялька и семья? Несовместимо… А ты откуда знаешь?
— От верблюда! Дело с Калининградским портом помнишь? Не успел я тогда тебе всего рассказать, через два дня с жизнью едва не распрощался… Так вот: три с половиной года назад именно Лялькин муж помог мне решить там все наши вопросы. Большая шишка в местной администрации! Я его отблагодарил, а перед отъездом зашли с ним в ресторан, выпили, разговорились. Жену свою он все нахваливал, приглашал на пироги. А когда эта жена за ним приехала, я дара речи лишился: оказалось, его Эллочка и наша блудница Лялька — одно и то же лицо! А ведь могла и тебе пироги печь! — вдруг рассмеялся он. — Или мне!
— Тебя пирогами не удержишь.
— Да ладно! — отмахнулся Артем и закрыл журнал. — Ну что? Пойдем куда-нибудь, отметим твой день рождения? У меня за океаном время, считай, обеденное.
— «День рожденья — грустный праздник…» Пошли спать, — неожиданно предложил Алексей. — Что-то я устал с дороги.