В общем, с вещами до вечера Тамара так и не разобралась, зато голова разболелась так, что было уже не до салюта, который собиралась посмотреть вместе с Наташкой Молчановой. Запив водой таблетку, она понаблюдала за первыми залпами из окна и отправилась спать.
На следующий день, вскочив ни свет ни заря, она примчалась в офис, включила компьютер, еще раз пробежала взглядом по цифрам и, успокоенная, улыбнулась: все верно. Стоило ей так подумать, как некие песочные часы в организме перевернулись и вместе с песком из памяти стали «высыпаться» сначала ничего не значащие подробности, затем второстепенные подсхемки…
«Стоп! — остановила она себя. — Кое-что надо записать. — В ту же секунду песок в часах послушно застыл на месте. — Но сначала выпить кофе, сделать три звонка и отправить заявки на платежи. Соберитесь, Тамара Аркадьевна, соберитесь, еще не вечер! Пока не поставите финальную точку — вам нельзя расслабляться!»
Чего можно было ожидать к вечеру, она хорошо знала по опыту: рано или поздно песок из часов высыплется, а моральное истощение обессилит каждую клеточку уставшего, но крепкого на вид организма. Напряженный рабочий ритм последних девяти лет все чаще давал знать о себе то скачком давления, то головной болью, а то и самым худшим — полной апатией: нежеланием думать, двигаться, действовать. И случалось это, как правило, после успешного завершения дел.
«И я снова как воздушный змей, что потерял струю ветра… Потом будет “скорая”, не ровен час — и в стационар к Машке загремлю… Все-таки надо было лететь в Египет с Кузнецовыми… — мелькнула запоздалая мысль. — Поныряла бы в Красном море… Хотя нет: не успокоилась бы, пока не увидела всех цифр».
Вздохнув, Тамара прикрыла крышку ноутбука, спустилась на первый этаж коттеджа, который фирма снимала под офис, зашла на кухню и, нажав кнопку на кофеварке, приблизилась к зарешеченному окну. В частном секторе в районе Орловской вовсю чувствовалась весна: вдоль забора запестрели яркие головки тюльпанов, на деревьях и кустах появились первые робкие листочки. В небольшом огороде с тяпкой в руках возился отлучившийся с рабочего места Иван Иванович Сумцов, или, как его много лет звала Тамара, дядя Ваня.
«Господи, как хорошо! — Она распахнула створку окна и, прикрыв глаза, вдохнула полной грудью прохладный весенний воздух. — Вот дострою дом — ни на минуту в городе не задержусь, сразу перееду! Возьму тяпку и буду, как дядя Ваня, в земле ковыряться».
Видимо, любовь к частному жилью зародилась у нее еще в детстве: выросла в бабушкином деревянном доме, затем два года жила в финском домике рядом с райкомом, который выделили маме. Теплым воспоминанием в душе осталась дача тети Ани…
За спиной зашипело, и к уличным ароматам примешался горьковатый запах кофе эспрессо. Еще раз глубоко вздохнув, Тамара закрыла окно, взяла чашку с кофе и мысленно приказала себе: «Хватит отвлекаться! Надо работать!»
Спустя пару часов Тамара откинулась на спинку кресла и круговыми вращениями головы попробовала размять шею: как ни старалась себя контролировать, песок в часах продолжал высыпаться, а скопившаяся за последние месяцы усталость расползалась по всему телу. Собрав силы, она дотянулась до телефона и набрала номер давней приятельницы Валентины Плотниковой.
Десять лет назад они вместе водили детей на бальные танцы, дочь Валентины даже танцевала в паре с ее Сережкой. Молодые женщины частенько стояли рядом за кулисами или подолгу сидели у дверей репетиционного зала. Естественно, много общались. Близкими подругами они не стали, но приятельские отношения старались поддерживать и в дальнейшем. Ну а после того как Плотниковы занялись туристическим бизнесом, Валентина стала для Крапивиной еще и незаменимым человеком: визы, билеты, бронирование отелей.
Стоило Тамаре две недели назад позвонить — мол, устала, хочу куда-нибудь съехать дня на три, — как та с ходу предложила несколько вариантов: Прага, Вена, Париж. В Прагу Тамара летала не однажды, в Вену — тоже. Париж? Почему бы и нет? Как ни странно, до сих пор ей так и не удалось побывать в городе, являвшем собой мечту доброй половины человечества. К тому же семь последних лет именно там жила лучшая институтская подружка Инночка Рождественская, поменявшая несколько фамилий и имевшая на настоящий момент французскую — Тьелон. Шенгенская мультивиза в паспорте Крапивиной всегда была открыта, билет и отель забронировали за день, сын с одноклассниками как раз собирался в поход, так что все складывалось как нельзя кстати.