— «Многие наши клиенты занимаются тем же самым, — сказал Глоусер. — В последнее время инвестиционный анализ потребовал масштабного снижения издержек, поэтому рабочую силу для базового анализа операций на рынке вложений многие фирмы нанимают в Бангалоре».
До недавних пор большие фирмы с Уолл–стрит проводили инвестиционные исследования путем найма самых высокооплачиваемых аналитиков, записывая одну часть их многомиллионных гонораров в расходов своих биржевых департаментов, которые потом делились результатами с лучшими клиентами, а другую — в расходы инвестиционно–банковских департаментов, которые иногда использовали подчищенные до блеска результаты, чтобы подстегнуть свой банковский бизнес. Однако после расследований подобных практик, проведенных Элиотом Спитцером, генеральным прокурором штата Нью–Йорк, а также нескольких последовавших скандалов инвестиционно–банковские и биржевые операции пришлось строго развести — чтобы аналитики перестали заниматься рекламой своих компаний–работодателей с целью поднятия их инвестиционного рейтинга. Крупным инвестиционным фирмам Уолл–стрит пришлось резко сократить траты на рыночную аналитику, весь объем которых ложился отныне на плечи их биржевых департаментов. И это стало сильнейшим стимулом для аутсорсинга аналитической работы в места, подобные Бангалору. Мало того, что «Рейтерс» теперь способен платить аналитику в Бангалоре порядка 15 000 долларов в год, включая все расходы, против 80 000, причитающихся его лондонскому или нью–йоркскому коллеге. Выяснилось, что новых индийских служащих отличает не только финансовая грамотность, но и высокая мотивированность. В довершение «Рейтерс» недавно открыл центр по разработке программного обеспечения в Бангкоке — там нашлось множество программистов, мимо которых прошли западные искатели талантов, успевшие привыкнуть к Бангалору.
Вся эта тенденция вызвала у меня неоднозначную реакцию. Я сам начинал карьеру в качестве репортера «Юнайтед пресс интернэшнл» и полон самого искреннего сочувствия к моим коллегам, превосходно понимая, с какими проблемами, профессиональными и финансовыми, связан их труд. Однако «Юнайтед пресс интернэшнл» мог бы по–прежнему существовать в качестве новостного агентства (а оно перестало им быть), еслибы 25 лет назад, когда я начинал свою репортерскую службу в Лондоне, у него имелась возможность поручить выполнение низкоквалифицированных задач третьим лицам.
«Что касается штатных работников, это весьма щекотливый вопрос, — отреагировал Глоусер, сам сокративший штат «Рейтере» примерно на четверть, но постаравшийся минимально затронуть репортерские ряды. — Работники «Рейтере», понимают, для чего мы делаем то, что делаем, — чтобы компания смогла выжить и развиваться. В то же время, — добавил Глоусер— наши репортеры — довольно искушенные люди и видят, что наши клиенты идут на точно те же шаги. Они представляют себе нынешний вектор развития… Принципиально важно честно говорить людям, что мы делаем и как, и не подслащивать пилюлю. Я твердо верю в уроки классической экономики: работа уходит туда, где ее делают лучше всего. Но мы не должны закрывать глаза на то, что в каких–то случаях журналисты не смогут с легкостью найти себе новое место. В этих случаях должна быть обеспечена профессиональная переподготовка и необходимые социальные гарантии».
Обращаясь к подчиненным напрямую, Дэвид Шлезингер, глава «Рейтере Америка», разослал всем редакционным сотрудникам специальный меморандум, из которого я приведу один отрывок: Оффшоринг с обязательствами.
Я вырос в Нью–Лондоне, штат Коннектикут, — городе, который в XIX веке славился своим китобойным промыслом. К 1960–м и 1970–м китов давно уже не осталось, а главные работодатели региона все были так или иначе связаны с ВПК, что неудивительно, учитывая, что в то время шла война во Вьетнаме. Родители моих одноклассников трудились на судоремонтной верфи, служили во флоте или береговой охране. Окончание войны снова изменило наш город, и сейчас он известен прежде всего огромными казино «Мохеган сан» и «Фоксвудс», а также исследовательскими лабораториями фармацевтической компании «Пфайзер». Одни рабочие места исчезли, другие были созданы на их месте. Одни навыки перестали быть нужными, взамен их потребовались другие. Изменилось место, изменились и люди. Конечно, история Нью–Лондона не уникальна. Сколько городков выстроенных вокруг мельничных заводов у реки, пережили закрытие своих мельниц; сколько центров сапожного ремесла становились свидетелями того, как обувное производство перекочевывало в другие места; сколько ткаческих центров сами покупают теперь текстиль у китайцев? Меняться трудно. Труднее всего меняться тем, кого перемены застают врасплох, а также тем, кто плохо к ним приспособлен. Однако перемены — это естественный ход вещей, они были и они будут, оНи важны. Сегодня дебаты вокруг организации оффшоров достигли опасного накала. Но споры о рабочих местах, уплывающих в Индию, Китай, Мексику, на самом деле ничем не отличаются от прошлых споров о том, почему производство подводных лодок ушло из Нью–Лондона, обувное производство — из Массачусетса, а текстильное — из Северной Каролины. Работа будет делаться там, где она делается эффективней и дешевле всего. В конечном счете нью–лондонам, нью–бедфордам и нью–йоркам этого мира это приносит даже больше пользы, чем бангалорам и шеньженям. Польза такого положения вещей заключается в том, что высвобождая людей и капитал для другой, более квалифицированной работы, оно дает производить конечный продукт с меньшими затратами, от чего выгадывают не только корпорации, но и потребители. Разумеется, любому человеку нелегко думать о том, что «его» работа уходит куда–то за тысячи миль, где ее будет выполнять человек, получающий на несколько тысяч долларов в год меньше. Однако настала пора подумать не только о потере работы, но и об обретении новых перспектив; и точно так же настала пора подумать не только заманчивых перспективах организации оффшорных фирм, но и об обязательствах, с ним связанных… Каждый человек и каждая корпорация должны заняться собственной экономической судьбой, как это пришлось сделать когда–то нашим отцам и дедам в сапожных мастерских, на мельницах и на фабриках.
«ГОРИТ МОНИТОР?»