Дойдя до грозного с виду, мрачного дворца, Эймерик понял, откуда взялось столько краски. На площади стояли в ряд огромные чаны. Горластые парни окунали в них рулоны грубой ткани и чесаной шерсти, а потом разматывали и вешали на веревки, натянутые рядом. Их руки были по локоть в краске. Мальчишки, в том числе сарацины, толкли в больших ступках корни растения, известного Эймерику под названием марена – заросли этой травы он заметил на подъезде к городу. К содержимому чанов добавляли полученный из корней пурпурно-красный сок, благодаря чему получался краситель, придающий ткани алый цвет.
Эймерик решил объехать площадь, и тут увидел, как четверо доминиканцев выходят из дворца и пытаются пробраться через толпу красильщиков.
Внимание инквизитора привлек старший из них. Это был мужчина плотного телосложения, почти ровесник Эймерика, с крупными чертами лица и темной бородкой. Инквизитор поймал взгляд умных глаз, и несколько мгновений монахи с любопытством изучали друг друга. Незнакомец словно почувствовал, что перед ним не просто странник. Эймерик уже намеревался подойти к собратьям и представиться, как один из рабочих вдруг взял моток шерсти, обмакнул в краску и бросил в доминиканцев, угодив точно в монаха с бородкой. На белой рясе расползлось большое красное пятно.
Раздался дружный хохот. Красильщики словно только этого и ждали, принялись швырять в монахов скатанные в шарики клочки ткани и пучки шерсти, мокрые от краски. Как ни старались доминиканцы уклониться от «обстрела» и как ни прибавляли шаг, с площади они ушли испачканные с ног до головы.
– Смерть слугам Монфора! – прокричал кто-то. Но веселье было сильнее ненависти, и неудержимый смех продолжал разноситься по площади.
Эймерик с яростью наблюдал за происходящим. Поначалу он хотел встать на защиту собратьев, но тогда пришлось бы выдать себя и, возможно, подвергнуться такому же возмутительному обращению. Отказавшись от этой идеи, инквизитор молча смотрел на их унижение, дрожа от гнева и бессилия. И невероятным усилием воли сдержал себя, когда стоявший рядом парень негромко сказал: «Да здравствуют bonhommes!» Эймерик бросил на красильщика один-единственный взгляд, но в нем было столько ненависти и ледяного обещания припомнить обиду, что парень удивился и не на шутку занервничал.
Позволив себе проявить эмоции таким безобидным с виду способом, инквизитор немного успокоился. Ведя лошадь под уздцы, он продолжил путь. Доминиканцы были уже далеко, на противоположном краю площади, и красным пятном выделялись на фоне хозяйственных построек. Очевидно, они спешили ко дворцу, грозно возвышающемуся над убогими домишками.
Судя по всем, там и находилось епископство. Однако догонять монахов Эймерик не стал, решив сначала оценить обстановку.
Прямо напротив сурового дворца стояла обычная таверна – скромная, невзрачная, с постоялым двором. Посетителей почти не было. Хозяйка, дородная женщина с грубыми чертами лица и вульгарными манерами, вытирала столы – всего штук пять, не больше; вместе со скамейками они составляли всю обстановку зала.
Увидев Эймерика, женщина выпрямилась и бросила на него оценивающий взгляд.
– Кухня закрыта, мессер, – низким голосом сказала она, подперев бедра руками. – Вам нужна комната?
– Да, но я могу подойти позже, ничего страшного, – инквизитор был преувеличенно вежлив. – Главное, позаботьтесь о моем коне, пожалуйста. Хорошо?
– Раймон! – крикнула женщина после минутного раздумья.
Из кухни выскочил бледный мальчишка лет двенадцати. Хозяйка показала на входную дверь.
– Займись конем сеньора, – приказала она. Потом обратилась к Эймерику: – Вы надолго собираетесь здесь остановиться? Если нет, то нужен аванс.
Порывшись в карманах рубахи, инквизитор достал кошелек и вынул несколько монет. Бросил их на стол между пустым кувшином и тарелкой с недоеденным бульоном.
– Это за жилье и за коня. Я бы хотел подняться прямо сейчас, если есть свободная комната.
– Конечно, есть. – Угрюмое лицо женщины немного подобрело. – Идите вверх по лестнице. В комнате все готово, обустраивайтесь. Вас проводить?
– Не обязательно. Только предупреждаю, что иногда могу отсутствовать – и достаточно долго. Но я заплатил вперед.
– Делайте, как вам нужно, мессер, – женщина взвесила на ладони кучку монет. – Вы торговец?
– Кто я – вы скоро узнаете, – ухмыльнулся Эймерик. – Позвольте спросить. Дворец напротив – это епископство?
– Да, там живет наш добрый епископ Тома де Лотрек. К сожалению, он уже очень старый и даже немного того… – хозяйка постучала указательным пальцем по лбу. – Раньше он был великим епископом и, возможно, остается им до сих пор. Но народ его больше не любит.