— Слушай, а может, ты и есть душа самого Карла Маркса, а?
Но никакой реакции не последовало. Оно по-прежнему висело в полуметре над полом и так же переливалось бесконечным радужным светом.
Я попросил Титана сформулировать общий контекст начального понимания Плотина. Из тех данных, что он сообщил, я выделил два момента.
Во-первых, основной греческий текст Плотина крайне труден. Титан наиболее вескими счел специфический стиль и метод. Плотин писал свободно, непринужденно, то и дело прибегал к разным образам, метафорам и символам, перескакивая от тончайшей теории к человеческой психологической практике и душевным настроениям. Кроме того, Плотин стал писать и диктовать тогда, когда система уже окончательно сформировалась.
Во-вторых, Плотин — один из немногих античных мыслителей, система которого зафиксирована в предельно полной форме. Перед смертью он завещал своему ученику и последователю Порфирию отредактировать, привести и порядок и издать его трактаты и лекции. Порфирий это сделал.
Прежде всего Порфирий разделил все трактаты на шесть отделов в соответствии с сутью учения Плотина. Каждый отдел Порфирий, в свою очередь, разделил на девять частей, вследствие чего каждый отдел получил у него название «Эннеады», то есть Девятки. Все шесть отделов, вся система Плотина с тех пор тоже получили общее название «Эннеады». Трактаты, на которые делилась у Порфирия каждая «Эннеада», были расположены в порядке возрастающей трудности и занимали каждый от нескольких страниц до нескольких десятков страниц. Таким образом, диалектика Плотина была основана на постоянном обращении и сравнении частного, индивидуального через общее, через все.
…Я задумался: пока ничего в голову не приходило. Я посмотрел на мерцающее существо: мне показалось, что оно вновь несколько сдвинулось к ХИПу. И почти одновременно на мерцающем экране появились строки. Это был отрывок из какой-то работы Алексея Федоровича Лосева — одной из наиболее великих и трагических личностей в философии XX века: «Античность не знает субъекта без объекта или объекта без субъекта. Здесь речь может идти только о том или другом смешении субъективного и объективного начал, только о том или ином их превалировании, только о той или иной их дозировке. Сами же эти области субъекта и объекта ни в какой мере не могут разрывно противопоставляться одна другой, так что проблема заключается в изображении того конструктивного целого, которое приобретает в основе всегда одинаковое тождество субъекта и объекта».
«Иначе говоря, — начал я размышлять, — диалектическая модель, система Плотина в себе содержит субъект, то есть самого Плотина. Тогда проблема трояка: выделить в этой системе Плотина как субъект, сконструировать и понять эту систему объективно, то есть чтобы эта модель не воспринималась только как система Плотина, как чуждая моему личностному опыту, и, наконец, сконструировать метасистему, соединяющую и объединяющую эти два направления».
Я даже присвистнул. Получалась довольно оригинальная игровая ситуация. Я попросил Сюзанну проанализировать возможные альтернативы развертывания игры. Однако через несколько минут она попросила представить всю проблему более адекватно требованиям ее базовой программы — возникли очень сложные семантические вопросы. Я вновь задумался.
Неожиданно заговорил Титан:
— Прежде всего необходимо сформулировать предельно сжато и сконцентрированно всю систему Плотина…
Я смотрел на него и ждал продолжения. Но продолжения не было.
— Математические координаты потенциальных моделей?
Титан ответил сразу же:
— Корректные математические языки по-прежнему отсутствуют для воспроизведения систем подобного типа.
Я потер левый висок. Собственно говоря, этого следовало ожидать. Ладно…
— А если отрефлексировать хотя бы краткую вербальную модель системы Плотина?
Титан заговорил своим красивым баритоном:
— Диалектическая система Плотина — это теория иерархического, динамического, силового целого со ступенями, которые эманируют путем постепенного ослабления из первой ступени. Основных таких ступеней четыре: Единое, Ум, Душа и Материя.
Абсолютным завершением всего целого является Единое. Оно настолько полно, что, кроме Него, уже больше ничего не остается другого. Это значит, что Единое вообще не может быть чем-нибудь, то есть Ему не свойственно никакое качество, никакое количество. Оно ускользает от всякого мышления и познания, Оно выше всякого бытия и сущности, Оно не есть какое-нибудь понятие или категория, Оно выше всякого имени и названия.