Сейчас, в это апрельское утро, мне кажется, что в мире все должно быть прекрасным, как это вишневое дерево в Александровском саду, готовое вот-вот зацвести.
Сад безлюден. На скамье сидит старый фотограф. Вокруг него крутится старый пес. В кустах громко поет невидимая глазу птица. Я подхожу к фотографу и прошу сфотографировать меня.
– Причешись. – Старик протянул гребенку и указал на кусочек разбитого зеркала.
Скорчив рожу самому себе, я отошел от зеркала. Фотограф спрятался за черным покрывалом и смотрит на меня в объектив аппарата. Как было бы хорошо, если бы он узнал меня. Выглянул бы из-под покрывала и сказал:
– Это ты приходил ко мне с отцом лет тридцать тому назад.
Назад к морю!
1948 год. В тот год мы приехали с отцом из Батуми в Тбилиси. Мы жили в Музейном переулке, рядом с городским ломбардом. Во мне еще плескалось море, поэтому Александровский сад со своим круглым бассейном, в котором я купался с утра до ночи с незнакомыми мне мальчишками, был эхом моих морских приключений.
Внук своего знаменитого деда, я удивлял всех умением нырять. Я на спор плыл вдоль бассейна тридцать, пятьдесят, а однажды сто кругов.
Моя неутомимость вызывала восторги и восхищение. Когда я проплыл сто кругов, мне зааплодировали старики и влюбленные парочки в Александровском саду. Откуда им было знать, что прошлым летом во Всесоюзный день физкультурника я участвовал в массовом заплыве. Вместе с моим отцом и пятьюстами батумскими спортсменами мы стартовали в Махинджаури и плыли в Батуми.
Радостные сороковые годы. Только что кончилась война. Массовые народные заплывы были в те времена очень популярны. Бодрость духа царила вокруг. Из репродукторов раздавалось: «…А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер». Мужчины щеголяли в белых туфлях, начищенных зубным порошком.
В школьном дворе на шести фанерных щитах художник Антадзе Антон рисовал спелые колосья пшеницы, серп, молот, пурпурные ленты; соединенные вместе, они образовывали герб СССР. В день заплыва герб этот устанавливался на плоту, являвшемся центром плавательной колонны, перед ним стояли боец с винтовкой и девушка-колхозница. Они были живыми, их наряжал тот же Антон Антадзе, друг отца.
Организатором массовых народных заплывов был мой отец. Проводились они в День физкультурника, в День Военно-морского флота, в Международный юношеский день, а если выдавались теплые дни, то и в ноябрьские празднества.
На грузовиках, на джипах, оставшихся со времен американских поставок по лендлизу, на отечественных ЭМ-1 мы, участники заплыва, ехали в Махинджаури. Я был единственным мальчиком среди взрослых и чрезвычайно гордился, что мой отец командовал всеми. Он держал в руках рупор и зычным голосом кричал в него: «Раздевайтесь!» Обнажались пятьсот загорелых мускулистых тел. «К воде!» Спускали на воду художественно оформленный плот. Так начинался заплыв.
«Если устанешь, полезай на плот», – предупреждал меня отец. Он оставлял меня под присмотром Антона Антадзе и уплывал вперед, в голову колонны. Мы с Антоном оставались у нашего традиционного места у плота.
Мне нравилась девушка, изображавшая колхозницу, иногда она была сборщицей чая: надевала широкую соломенную шляпу и вместо снопа пшеницы держала корзину, полную чайных листов. Девушку звали Лала, она страдала дефектом речи: была заикой. В городе нигде и никогда не появлялась на людях, но в дни массовых заплывов всегда стояла на плоту и улыбалась загадочной улыбкой. Она улыбалась морю, горам, людям на набережной, но не мне. И не Антону Антадзе, который тоже был тайно влюблен в нее. Мы, двое влюбленных, плыли у ее ног. Она нас не замечала, увлеченная своей красотой, своей избранностью.
После второго километра плыть было трудно, но я никогда не позволял себе взобраться на плот. Лучше утонуть, чем превратиться в жалкого, задыхающегося мальчика, отсиживающегося на бревнах.
– Тебе плохо? – спрашивал Антон.
– Нет, мне хорошо! – отвечал я.
Еще три километра – и уже слышны звуки берегового оркестра. Мы огибаем волнорез батумского порта. Усталые, но счастливые пловцы выстраиваются в длинный ряд: около тридцати женщин в мокрых купальниках, четыреста семьдесят мужчин, набравшие в легкие воздух, от этого грудь их становится шире, всем хочется показать себя сильным, стройным, атлетичным, и это естественно – на них смотрят толпы горожан.
На импровизированной трибуне стоит человек в черном костюме, с цветком в петлице (помню цветок, но не могу вспомнить лицо человека); речь его до сих пор звучит в ушах: «Массовые заплывы стали подлинно народным видом спорта. Подготовка и участие новых молодых физкультурников является эффективным средством их закалки, оздоровления, физического развития. В массовых заплывах вырабатываются качества, необходимые для труда и обороны нашей Родины!»