Выбрать главу

Криста вздохнула свободнее, только когда город уже остался позади. Фрау Беата сидела за рулем и вела машину на большой скорости, как всегда, когда ей удавалось хорошо выспаться. Криста сидела рядом и, вся уйдя в свои мысли, безучастно смотрела на поля.

«Удивительно, – думала она. – Ведь он никогда не носил нацистского значка, и мы никогда не говорили о политике – или очень редко. Порой я замечала, что он переводит разговор, как только я касаюсь политики. Никогда он ни словом не вступился за нацистов и никогда ни словом не обмолвился против них». В голове ее проносились все одни и те же мысли.

– Cheer up, my girl![16] – бодро воскликнула фрау Беата. – Солнце еще проглянет! Да, Криста, я знаю: в молодости кажется, что все мужчины ломаного гроша не стоят! Но с годами мы начинаем судить о них справедливее. И понимаем, что они не ангелы и не исчадия ада, а всего лишь люди. Как и женщины… – Она рассмеялась.

XII

Когда вечером Фабиан пришел на обед, который гаулейтер давал для всех высокопоставленных чиновников национал-социалистской партии и именитых людей города, швейцар доложил ему, что утром приезжала какая-то дама и спрашивала его. Радость пронзила сердце Фабиана. Криста! Это могла быть только Криста! Значит, она вернулась раньше, чем предполагала. Чудесно! За обедом он был в превосходнейшем настроении. На следующее утро он позвонил Кристе, но горничная ответила, что дамы очень устали и никого не принимают. Тогда он заказал в цветочном магазине прелестную вазу с ландышами, которые сам очень любил, и приложил коротенькое письмецо Кристе.

«Я рад и счастлив, – писал он. – Последние месяцы были для меня жестоким, почти невыносимым испытанием, никогда еще пустота жизни и одиночество так не угнетали меня».

Позвонив вечером, он получил тот же ответ. Тогда он послал Кристе письмо; она получит его завтра утром.

«Отдохните хорошенько, любимая моя Криста, – писал он. – И не сердитесь за то, что я докучаю вам цветами и письмами, это объясняется моей страстной жаждой снова увидеть вас после долгой разлуки. Я твердо надеюсь, что до вечера вы отдохнете настолько, что сможете подарить мне несколько минут. Сегодня с пяти часов и до семи я буду ждать вас в «Резиденц-кафе». Прежде всего я мечтаю о большом разговоре, «важном» разговоре, как вы писали. Дом номер шесть по Бухенштрассе я приобрел и буду счастлив показать его вам в ближайшие дни».

День прошел, как обычно, в работе. Пообедав, Фабиан купил у ювелира Николаи старинное ожерелье из черного янтаря, которое давно уже было у него на примете. Как оно будет к лицу Кристе! Ровно в пять часов он сидел в «Резиденц-кафе» за чаем.

В кафе было совершенно пусто; лишь немного погодя пришел какой-то старик; он уткнулся в газету и сильно кашлял. Фабиан ждал и на досуге внимательно рассматривал помещение. Это кафе было открыто еще в то время, когда во дворце обитал какой-то епископ; вся обстановка здесь была выдержана в стиле дешевого рококо. На стенах висели картины, писанные неумелой рукой в манере Ватто и теперь потускневшие, почти черные, большей частью в облупившихся рамах. На одной картине, изображавшей пикник в лесу, он с трудом разглядел двух молодых дам, слушавших юного кавалера, который играл на флейте. За окнами становилось все темнее, на улице и на сердце у Фабиана сгущались сумерки. Он вздрагивал при каждом звуке приближавшегося автомобиля и готов был вскочить всякий раз, когда открывалась дверь. Ожидание становилось мукой. Просмотрев все газеты, он, чтобы убить время, стал обдумывать дело, которое ему сегодня поручили, и кое-что записал в блокнот.

Затем он снова принялся рассматривать картины, Удивляясь, что юный кавалер все еще играет на флейте.

Странно, но с тех пор как он узнал, что Криста в городе, он с пугающей его ясностью увидел всю пустоту и бессодержательность своей жизни. Он тянулся к ней, как умирающий от жажды тянется к воде. И его снова стала волновать загадка, как может человек иметь такую власть над другим человеком. Это походило на волшебство. Если долго смотреть на спящего, он открывает глаза. Может быть, так и с любовью. Может быть, на нас смотрят сотни глаз, и сотни неведомых глаз в глубинах нашего существа открываются в ответ. А может быть, любовь и физически изменяет нас? Кто знает! Человеку никогда не проникнуть в эту тайну.

Уничтоженный, он, наконец, встал. Было уже около восьми, и он больше не надеялся на приход Кристы. Что-то, по-видимому, случилось! Уж не заболела ли она?

Усталый, терзаемый мрачными мыслями, он шел по тихим и темным улицам обратно в гостиницу. Он все яснее понимал, что жизнь без этой женщины для него бессмысленна, более того – невозможна.

вернуться

16

Веселей, девочка! (англ.).