ТРЕТИЙ КАБИНЕТ
Полицейское управление, в просторечье называемое тюрьмой, по странной традиции, столь характерной для многих российских городов, располагалось в самом центре города и занимало целый квартал между церковью и парком культуры. Лай тюремных псов периодически заглушался мелодичным колокольным звоном, напоминающим обитателям казенного дома о вечных ценностях вольной жизни. Глухая, местами облупленная пятиметровая стена была выкрашена в ярко-розовый цвет, оттого загнутые вовнутрь кронштейны с колючей проволокой выглядели не только не устрашающе, а даже напротив, кокетливо и беззаботно, и почему-то напоминали неряшливый макияж на лице старой проститутки. На фасаде тюрьмы красовалась табличка: «Памятник истории и архитектуры. Охраняется государством».
Припарковав машину под знаком «стоянка запрещена», рядом с машиной начальника полиции, Александр позвонил Че Геваре.
– Все нормально, – в голосе Че Гевары отчетливо слышались отголоски бурно проведенных праздников. Два дня Пасхи вкупе с майскими выходными – серьезное испытание даже для самых выносливых и видавших виды российских ментов. – Не бойся, все нормально, – повторил он. – Наши уже во всем разобрались. Иди в третий кабинет, следователь Николаев возьмет у тебя объяснение. Позвонишь, когда освободишься…
– Ну, бывай. Спасибо.
На скамеечке около входной железной двери, украшенной глазками и засовами, под табличкой «не курить» курили два невеселых стража порядка в бронежилетах. Вороненые стволы автоматов, стоящих у них между ног, торчали забавными фаллическими символами. Один из полицейских скользнул по проходящему мимо Александру пустыми глазами овчарки и равнодушно отвернулся.
Доктор потянул на себя тяжелую дверь. В дежурной части было прохладно и, как в казарме, пахло хлоркой и сапожной ваксой. Пока дежурный – молодой полицейский с погонами лейтенанта – аккуратно, по-детски наклонов голову, не торопясь вписывал в журнал данные его паспорта, Александр с интересом разглядывал сидящих в обезьяннике. Расцвеченная разной давности синяками и царапинами, мучнисто-белесая коллекция собранных за ночь городских дебоширов действительно напоминала вольер с гориллами, орангутангами и гиббонами.
– Слышь, начальник, – монотонно хныкало человекоподобное существо с багрово-синим лицом, – ссать хочу, начальник, слышь, выведи меня…
Из обезьянника несло оттаявшей мочой, давно не мытыми телами и блевотиной.
Доктор забрал паспорт, прошел через вертушку и, отыскивая нужную дверь, углубился в мрачный, длинный, словно кишка, коридор следственного отделения. Третий кабинет органично вписывался в общую канву старого острога: крошечная квадратная каморка три на три метра, темно-зеленые шершавые стены, единственный источник света – засиженная мухами «лампочка Ильича» в металлической сетке. В центре – стол, два табурета. За столом восседал похожий на голливудского шерифа полицейский с закатанными на внушительные бицепсы рукавами синей форменной рубашки. Вежливым жестом он предложил Александру сесть напротив, на надежно прикрученную к полу обшарпанную табуретку.
Особо впечатляющей деталью кабинета номер три была вмятина. Округлая, довольно глубокая вмятина в стене позади привинченной табуретки. Судя по отслоившейся в некоторых местах штукатурки, было понятно, что вмятину не раз пытались замазать и закрасить, но она упорно сохраняла и свою глубину, и свою форму. Механизм образования ее был более чем очевиден. В такой крохотной комнате можно было ударить человека в лицо, не вставая со своего места. Отлетать было некуда, вот и бился клиент затылком о стену, словно китайский болванчик.
«Интересно, – с тоской подумал доктор, – это ж сколько человек нужно было так оприходовать, чтобы вмялась кирпичная кладка… Да не просто кирпичная, а пирогранитная, с местного нобелевского завода».
Стандартная процедура допроса заняла около двадцати минут. Вежливый шериф не спеша записывал объяснения доктора, что-то уточняя, что-то даже подсказывая. Глядя на сидящего напротив здоровяка, Александр пытался вспомнить, где он раньше встречал этого человека. Высокий лоб, широкие скулы, волосы черные, отброшены назад. Ага… Комбинированная травма. Сотрясение мозга, перелом плеча, ожог голени третьей степени… Разбился на мотоцикле… Третья палата, койка у окна… Не пищал, не ныл на перевязках, отказывался от обезболивающих. Молодец шериф – силен духом!
Доктор перечитал протокол допроса и, чиркнув внизу на каждой странице: «С моих слов записано верно, мною прочитано», подписал его.
– Все? Я свободен?
Какое-то время полицейский молчал, вертя в пальцах авторучку. Потом вздохнул, резким движением дернув на себя ящик стола, достал несколько скрепленных стиплером листов бумаги и положил их перед Александром.
– Ознакомиться не желаете? Только имейте в виду, доктор, я вам ничего не показывал.
Листки были плотно и ровненько исписаны знакомым крупным почерком: посягательство на спокойствие семьи священника… манипулирование соседями… постоянные угрозы … нацеленность на чужое имущество… бесстыдная демонстрация своей силы… игнорирование норм морали и религии… и, наконец, циничная выходка: «угроза зачехленным оружием, произошедшая на глазах свидетелей». «Ого! – присвистнул доктор. – Зачехленным? Совсем сдурели, постыдились бы такую дурь писать…». Да и бандиты оказались вовсе не бандитами, а вполне себе известными в городе чиновниками. Под заявлением красовались подписи загадочных прихожан, свидетелей этого «почти что вооруженного нападения»: замглавы Администрации по землеустройству Коленкова и его подчиненного Гечиу. Первого Александр в лицо не видел никогда, а вот второго, и всю его семью, лечил несколько раз. На тебе, приехали!
Шериф, внимательно наблюдавший за Александром, увидел, как тот дернулся, будто его ударили в лицо.
– Что, не ожидали?
– Если честно, нет.
– Не только вы, доктор, работаете с патологией.
– Согласен. Это действительно клинический случай
– Интересно все же, чем вы это им так насолили?
– Сыграл не по правилам. Не по их правилам…
– Понятно. Что ж… Идите домой, больше по этой теме вас не побеспокоят.
– Спасибо. – Александр поднялся, подошел к двери, потом обернулся. – Иногда хочется разогнаться до двухсот, правда? И плевать, что можно разбиться.
– Это, да… – улыбаясь, протянул полицейский.
– А можно разбиться не насмерть и потом всю жизнь помнить, что скорость двести – это кайф. И что ты это сделал…
Выйдя из полицейского управления, доктор с наслаждением вдохнул воздух свободы. Сел в машину, закурил. Ну, что ж… Сегодняшнее пасхальное схождение во ад было закончено. Еще одна попытка наказать аморального греховодника закончилась крахом. И сказать-то здесь нечего: битва за спасение души ближнего. Только и всего. Битва истовая. Ревностная. Без правил. С подлогами и лжесвидетельствами. Что ж, борются как умеют. Как их научили. В борьбе за чистоту своих рядов все средства хороши… И ложь, и месть, и клевета.
За тюремной стеной блестели золотом купола городского собора, на церковном крыльце толпились прихожане, ожидая благословения правящего архиерея. Над городом плыл радостный пасхальный перезвон.
ГЛАВА 33
ВОРОН ВОРОНУ ГЛАЗ НЕ ВЫКЛЮЕТ
Судебное заседание подходило к концу. За четыре часа окончательно выпотрошив и истцов, и ответчиков, и многочисленных свидетелей, судья объявила, что очередное заседание состоится через месяц.
– Этот бред не закончится никогда, – покачал головой Владимир Петрович, выходя из зала суда. – Четвертый месяц с мерзавцем бодаемся, а все без толку. Ворон ворону глаз не выклюет.