— Но куда же я пойду? — изумилась Кэлли, уразумев наконец, чего от нее хотят. — И потом, — тут она рассмеялась, однако чело ее обладало способностью не только сиять, но и вспыхивать, — ведь это будет не совсем прилично, если я уйду и оставлю тебя вдвоем с Артуром? Не знаю, что бы сказала мне по этому поводу твоя мама. Нет уж, пусть нам будет тесновато, но зато уютно, по-домашнему. Я ничего не имею против того, чтобы побыть в дуэньях, правда же, детка.
Но дух домашнего уюта постепенно улетучивался, а Пепита и Артур все не шли и не шли. В половине одиннадцатого по правилам дома Кэлли пришлось выключить радио; тишина, объявшая безлюдную улицу, стала просачиваться в комнату, которой столь обидно пренебрегли. Кэлли вспомнила об экономии энергии и погасила свою миленькую настольную лампу с веселым абажуром в зеленых лягушачьих разводах, остался лишь верхний свет. Потрогав чайник, она убедилась, что он совсем остыл, и вздохнула — жаль было если не напрасной заботы, то зря потраченного газа. Из чайника на Кэлли дохнуло холодом, она пошла к себе и забралась в постель.
Кровать стояла вдоль стены под самым окном; Кэлли не очень-то нравилось спать так близко к окну, но иначе не получалось: не открывались дверь и шкаф. Кэлли напряженно вытянулась под одеялом у самой стенки, как раз под краем занавески, стараясь не захватить пространства, предназначенного Пепите. Это была тоже немалая жертва, приносимая во имя любви двух любящих существ, — чужое тело рядом с тобой, в твоей кровати. Сегодня Кэлли впервые — во всяком случае, с давних детских лет — предстояло спать не одной. Всю свою жизнь она — дитя, взращенное в лоне добропорядочного буржуазного семейства, — соблюдала физическую дистанцию между собой и другими. Уже сейчас, заранее, ей становилось как-то неприятно и стыдно, казалось, что грозит не одна лишь бессонница, но и нечто иное, смутное и тревожное. Что же до бессонницы, то Пепита и вправду спала очень беспокойно, почти каждую ночь из-за перегородки было слышно, как она мечется на своем диване, иногда вскрикивает, сердито или жалобно.
Кэлли знала, словно ей это было явлено в видении, что Артур будет спать крепко, спокойно и величественно. Недаром говорится, что солдат спит как сурок. С благоговейным трепетом она представила себе это спящее, закинутое к темному потолку лицо никогда еще не виденного ею человека: сомкнутые веки Артура, очертания скул и твердую линию рта. Кэлли захотелось самой окунуться во тьму, она протянула руку и погасила лампу у кровати.
И сейчас же поняла, что за окном происходит нечто необыкновенное, — за окном, на улице, во всем Лондоне, во всем мире. Идет какое-то безмолвное неудержимое движение, наступление; потоки бело-голубых лучей, разбиваясь на ручейки, пробиваются по краям плотных темных штор. Кэлли села и чуть раздвинула занавеси. Тотчас же белый луч, словно мышь, перебежал через постель. Может быть, где-то напротив ее затемненного окна включили новый мощнейший в мире прожектор и свет его пронизывает прожилками и звездами оконную маскировку? Мысль эта не позволяла снова улечься; Кэлли неподвижно сидела в кровати, подобрав колени к самой груди, и размышляла, что ей следует предпринять. Потом снова взялась за шторы, медленно развела их в стороны, посмотрела в окно — и оказалась лицом к лицу с луной. Подлунные дома на другой стороне улицы сияли отраженным светом сквозь узорные прозрачные тени, и какой-то крохотный предмет — монета или кольцо — поблескивал посреди белой как мел мостовой. Свет обтекал лицо Кэлли, и она повернулась, чтобы увидеть, куда он плывет. Отчетливо обозначились завитушки и гирлянды на мощном мраморном камине бывшей гостиной, затаенные мысли глядящих прямо в объектив родителей на повернутых к свету фотографиях и покорные озадаченные морды двух ее оставленных дома собак. Серебряно-парчовым с едва алеющими розами стал ее халат, перекинутый через спинку стула. Но луна совершила и нечто большее: оправдала и возвысила позднее возвращение влюбленных. Что же удивительного, говорила себе Кэлли, что же удивительного, если они бродят сейчас по такому прекрасному миру, если у них такая спутница сегодня? Умиротворенная этой всеобъясняющей белизной, Кэлли опять легла. Ее часть кровати была в тени, но одну выбеленную луной руку она оставила на половине Пепиты. Она все смотрела на эту руку, пока не утратила власти над ней.
Проснулась Кэлли оттого, что услышала, как поворачивается в замке ключ Пепиты. Но почему нет голосов? Что случилось? И тут она услышала шаги Артура. Услышала, как с усталым тупым звуком шлепнулся на пол тяжелый солдатский мешок, звякнула о стул каска.