Вверх по течению Уды, километрах в ста двадцати от Нижнеудинска, есть настоящие пещеры, имеющие мировую известность. Сталактиты в них, как нам показывали на фотографиях, снятых много лет тому назад геологом Черским, — просто великолепны. Примечательно то, что в одном из залов температура, как свидетельствуют записи посетителей, неизменно и строго держится на нуле. На камне лежат: книга для записей, термометр, сосуд с водой и кусок льда. Вода не мерзнет, лед не тает.
В другом зале, как говорят, обнаружена груда истлевших скелетов зверей доисторической эпохи, вместе найдены кости и «едящих» и «едомых», и это дает право думать о разразившемся в те времена большом стихийном бедствии, спасаясь от которого звери нашли себе приют в пещере. Надо сказать, что вход в нее находится на очень крутом склоне горы и примерно метрах в двухстах над нынешним уровнем реки.
Все это было чрезвычайно интересным, и нам сразу же захотелось изменить маршрут: отправиться в пещеры вместо Енисейска. Но… узел был завязан, романтика вступила в действие, и где-то в это время шагала четверка «пешеходов», жаждущая встречи с нами в неведомой деревне Костиной.
Прежде всего нам нужно было приобрести достойное путешественников судно. Первые два дня хождения по городу нам не дали ничего, кроме мозолей на пятках. Лодок на берегу было много, но они не продавались. В деревообделочной мастерской артели «Обозостроитель» нам предложили на выбор прекрасный, окованный железом ходок с плетенным из белых прутьев кузовом, или уютную, как гнездышко птички, сибирскую кошеву с каким-то удивительным выгибом полозьев, позволяющим впряженной в нее лошади делать в час чуть ли не пятьдесят километров.
— На поезде не догонишь, — стремясь любыми путями поднять производственную марку, нахваливал кошеву завхоз артели.
Мы попытались переключить его внимание на вывеску, где ясно было сказано, что артель занимается изготовлением всевозможных транспортных средств.
— А это вам разве не транспортное средство? — возмущенно сказал завхоз и выволок из-за кошевки седло, произведение искусства не менее изумительное, чем сама кошева. — Что хотите, то и делаем. Только самолетов не делаем.
Пришлось напомнить, что и лодок они тоже не делают.
— Закажете — и лодку сделаем. Можно и пароход. А в запас мы лодки не готовим. Кому они нужны? Кто их покупать в Нижнеудинске станет? У каждого есть.
Вероятно, он был прав: лодки в Нижнеудинске — не очень ходовой товар, чтобы делать их без заказа. Но… удивительное же равновесие! Никто не хочет покупать лодки, и никто не хочет их продавать.
На третий день «клюнуло» — мы раздобыли верный адрес. Дала нам его билетерша кинотеатра, исправными посетителями которого мы были все вечера.
— Только мужик-то — сплошной пережиток капитализма, — тут же виновато объяснила она.
— Сладим, — уверенно заявили мы. — Не беспокойтесь, тетенька.
У «пережитка капитализма» оказался «шитик», то есть тесовая лодка. Хотелось иметь долбленую, но на безрыбье, как говорят, и рак рыба, и мы решили взять хоть эту. Одно смущало: в дне очень широкие щели. Но хозяин, оказавшийся очень приветливым и радушным, пообещал ее отремонтировать, законопатить и просмолить. На это он попросил три дня сроку… Остановился, подумал и еще раз выразительно повторил: три дня сроку…
— А раньше никак нельзя?
— Нет, нельзя.
Вздохнув, мы согласились.
Три дня промелькнули незаметно в закупках продовольствия: муки, печеного хлеба, картошки. А на четвертый день, аккуратненько, мы явились за лодкой. Она по-прежнему стояла перевернутая вверх дном и по-прежнему щерилась своими незаконопаченными швами.