Уже совсем стемнело. Слева смутно вырисовывались здания конторы турбинного бурения. Справа в обширном водоеме длинными серебряными лентами отражались огни электрических фонарей. Горы почернели, казались отвесными, и верхние кромки их резко вычерчивались на фоне вечернего неба. По горам в разных направлениях медленно двигались огни — это ехали автомашины, развозящие трубы, арматуру, шланги.
Наконец Мирза ступил на землю своей бригады. Сейчас он узнает и про 3019-ю и про 89-ю — все, все. Вон светятся два окошка культбудки. Там, наверное, сидит Исмаил. Он сегодня дежурный. Вон висят в черном воздухе четыре светлых окна распределительной. Идет работа. Идет! Интересно, как работает 62-я со штуцером? Здесь, неподалеку, трубы, идущие от нее к «амбару».
Мирза перепрыгнул через канаву, приник ухом к трубе. Ровно, чуть-чуть пульсируя, шла нефть. Хорошо работает 62-я!
В прекрасном настроении Мирза распахнул двери культбудки, и первое, что услышал, — был звонок телефона. Звонили долго и беспрерывно, видимо давным-давно. Исмаила не было. На столе лежали раскиданные шашки и кости мудреной игры — нард.
Мирза, нахмурившись, подошел, к телефону.
Звонила Липатова. Не разобрав, кто с ней говорит, она закричала:
— Исмаил, где ты пропадаешь! В 3022-й давление упало, наверное пробка. Я уже полчаса звоню, а тебя все нет. Вот мастер бы узнал, он бы тебе…
Мирза сбегал в распределительную, убедился, что Люба права, вызвал заливочный агрегат, нашел слесаря — словом, сразу включился в дело. Уже сняли «елку» (верхнюю трубу), на которой в разные стороны торчали фланцевые отводы, уже установили вертлюг, уже начали подавать воду в затрубное пространство, чтобы размыть песок, забивший трубы у нефтеносного горизонта, — а Исмаила все не было.
Ночью пришел Муса Мусаев, закончивший поднимать трубы на 99-й. Муса не умел удивляться. Он поздоровался с Мирзой так, будто давно знал, что увидит его сегодня здесь, около вышки. Не удивился он и отсутствию Исмаила. Исмаил, оказывается, в семь часов вечера отпросился у Мусы на два часа в кино и даже показал два билета. Муса отпустил его на два с половиной часа, зная, что парень работал весь день и придется еще дежурить ночь. Но вот уже двенадцатый час, а его все нет. Кто-то совсем замутил ему голову.
Еще какие новости? 3019-ю Гюль Бала отремонтировал, снова залил цемент, и завтра можно будет спускать лифтовые трубы. Арустамова вышла замуж и каждый день рассказывает, что готовит на обед мужу. За это время шесть скважин увеличили дебит, и, если дальше так пойдет, да еще 3019-я станет давать то, чего от нее ждут, — обязательство будет выполнено раньше срока.
Пока Мирза и Муса разговаривали, появился запыхавшийся Исмаил. Он уже издали заметил, что на двадцать второй случилась беда, что работает заливочная машина, что под лампой мелькают люди, и бросился бежать, поняв, что его уже не раз искали. Исмаил не ожидал увидеть мастера. Чтобы хоть как-нибудь загладить свою вину, он начал преувеличенно энергично хлопотать, бессмысленно лезть под водяные брызги, командовать. Но теперь это было ни к чему. Надо было сидеть и ждать, когда промоют пробку.
Мирзе в эту минуту не хотелось ни разговаривать с Исмаилом, ни смотреть на него. Он вернулся в культбудку и сел за стол. И почему-то снова вспомнился ему угловой дом, выкрашенный охрой, на улице Красина.
В культбудку вошел Исмаил, мокрый и чрезвычайно вымазанный.
— Идите отдыхать, мастер, — сказал он, — после больницы вам нужен отдых.
— Что было в кино?
— Я спал в кино, мастер, и ничего не видел. Легко ли целый день руками ворочать! Какое тут кино.
— Ты «ворочаешь»? — Мирза встал. — А мы тут не ворочаем, мы коммунизм строим. Тебе нужно одну ночь в неделю подежурить? А вспомни, как сорок лет назад… Да что с тобой говорить. Иди.
— Я не могу уйти. Я дежурный.
— Я сам сегодня буду дежурить. Я тебе не доверяю.
— Так что же, мне домой можно?
— Иди к Далакяну и скажи, что я тебя снял с дежурства.
— Товарищ мастер! Я же хорошо работал. Мне же премию давали.
— Ты думаешь, премия — это арбуз? Подмышку взял и понес? Премию дали — ты еще лучше работать должен.
— И погулять нельзя…
— Да ты пойми, что чем больше и лучше мы будем работать, тем больше времени у нас будет гулять. Подумай над этим. А теперь иди. Больше не хочу с тобой говорить.
— Я буду…
— Больше не хочу с тобой говорить. — Мирза развернул газету.
Исмаил постоял немного, тоскливо оглядывая стены, потом вздохнул и вышел.
Как только за ним закрылась дверь, Мирза отбросил газету. Надо было, пожалуй, ехать в Амираджанлы, повидаться с братом, поужинать в садике, где растут инжир, виноград, персики и гранаты, зайти к Фаине. Мирза обещал Фаине зайти к ней сразу же после того, как выпишется из больницы, — а вот застрял на всю ночь.