Красиво, сказал я.
Все так и было, когда мы здесь поселились. Прежняя съемщица была помешана на садоводстве.
Я понял: он сказал это, чтобы я услышал слово “съемщица”. Чтобы не заблуждался.
Он сделал несколько шагов по саду, поднял голову к окну над нами. Я проследил за его взглядом и увидел Мари, сидевшую на втором этаже у окна за маленьким письменным столом.
Мари, познакомься, это Саша.
Мари опустила экран ноутбука и высунулась. Улыбнулась мне.
Привет, Саша. Сварите себе кофе, я скоро спущусь, я уже почти все доделала. Мне нужно еще минут пятнадцать, не больше.
Кофе или пройдемся? – предложил автостопщик, поглядев на небо. Похоже, проясняется. Может, погуляем? Агустин, не хочешь пойти с нами показать гостю наш канальчик?
Мальчик обулся, и мы втроем тронулись в путь.
Маленькими улочками мы дошли до бульвара, прошли под железнодорожными путями, зашагали дальше вдоль небольшого канала через квартал уже не новых коттеджей, по большей части окруженных садами с большими деревьями.
Теперь дома попадались реже. Мы миновали футбольное поле, вышли из города. Канал стал шире. Бетонные плиты на дорожке закончились. Гравий под ногами сменился травой, землей, грязными лужами. Открылся простор. Сады. Фруктовые сады. Поля под паром, которые, наверно, тоже со временем поглотит город.
Агустин нашел у дороги муравейник, попорченный ночным дождем. Он нагнулся и начал травинками ковырять вход.
Тебе тут нравится? – спросил я автостопщика, когда мы обогнали Агустина метров на десять.
Он кивнул, глядя прямо перед собой.
В целом да.
Мне кажется, вам здесь хорошо живется.
Он сказал да.
Это не значит, что не бывает моментов, когда начинаешь задыхаться, когда хочется перемен, хочется уехать, как все. Но в целом нам тут хорошо.
Внизу вдоль берега канал порос тростником. Большие стрекозы сновали над водой туда-сюда, садились на толстые стебли, снова взлетали, их синие крылья гудели в тишине. Кое-где в тростнике плавали пластиковые бутылки.
Мы обернулись и увидели, что Агустин тычет в траву носком ботинка.
Что он там делает?
Мальчик вытянул ногу, поднес к какому-то растению и вздрогнул от раздавшегося хлопка.
Что это?
Семенная бомба, сказал автостопщик. Не знаю точно, как они называются, но смотри, как смешно.
Он выбрал шарик потолще и коснулся его ногой. Шар взорвался как петарда, и оттуда взлетели вверх семена, рассыпавшись над нашими головами.
Он улыбнулся.
С ума сойти! Да еще после дождя! Обычно даже громче хлопает.
Я посмотрел на почти сорокалетнего мальчишку, который все эти годы не переставал забавляться. Я подумал, что он, в сущности, не изменился. Снимает дом, уже не квартиру. Стал отцом. Но его веселая непосредственность, обаяние и непредсказуемость никуда не делись.
Мы двинулись дальше вместе с Агустином. Город остался далеко. Запах земли, мокрой травы сделался сильнее. Оглянувшись, я увидел позади башни. Архиепископство. Бывший лицей. Строящееся здание культурного фонда, сверкающее, непомерно огромное, которое будет теперь торчать тут всегда.
Я почувствовал, что он мнется.
Я прочел твою последнюю книгу.
Это было сказано веселым тоном, искренним, дружеским.
У меня запульсировала кровь, словно я ждал, что сейчас упадет нож гильотины.
Это здорово. Действительно здорово. Мне страшно понравилось.
Я перевел дух. Поблагодарил. Подождал продолжения. Не добавит ли он что-нибудь, что разом сведет на нет доброжелательность первого вердикта. Ложки дегтя не последовало.
Мари тоже прочла. У нас есть все твои романы, как же иначе. Мы их не пропускаем, когда они выходят. Я каждый раз диву даюсь, как это тебе удается. У меня писать не получается вообще. Сесть за стол, сидеть часами и клацать по компьютеру, извлекать все это из себя. Еще тогда, давно, помню, я смотрел, как ты часами пашешь не вставая, и говорил себе: он псих. Чувствовал, что мне это недоступно, что все мое тело восстает против этого. Я тебе завидовал.
Я помотал головой в знак протеста. Вдали заурчал мотор трактора. Мы смотрели, как он пробирается по равнине на горизонте, временами буксует на колдобинах, потом ползет дальше – этакий хрущ, передвигающийся беспорядочными рывками.
А ты, сказал автостопщик.
Что я?
Как ты живешь? Ты счастлив?
Я вдруг почувствовал себя беспомощным. Неспособным ответить.
Сказал да. Скорее счастлив. Пожалуй, да.
Он кивнул. Искренне порадовался за меня. Как будто моего ответа ему было достаточно. Как будто он ни на миг не усомнился в том, что я говорю правду.