— То есть это вопрос только твоей руки? — поинтересовался я, — а если я смогу её восстановить? Я вижу лишь то, что она неправильно срослась после множественных переломов, это наверно не такая большая проблема, если ты её чувствуешь.
На меня поднялся взгляд полный надежды, смешанный с недоверием.
— Как такое возможно господин Витале?
Я почесал затылок.
— Ладно, это точно не дела ближайших лет, забирай письмо и не разводи мне тут сырость. Кыш отсюда!
Она извиняясь бросилась из комнаты, держа в руке письмо.
— А мне пока нужно поработать, — я вернулся за стол, разгребая накопившиеся письма, отвечая сразу одним словом на те, где были предложения рассмотреть женитьбу на очередной родовитой девочке.
Одно письмо привлекло меня необычным предложением, кто-то воспользовался подаренной мной Салах ад-Дину системой цифробуквенной записи шахматной партии и предлагал сыграть партию, сделав первый ход. Меня это заинтересовало, так что я ответил и отложил его к отправке, посмотрев что неизвестный собеседник проживает в Египте. Остальное не стоило моего внимания, какие-то шарлатаны или любители халявы предлагали мне проекты, которые конечно должны были обогатить меня в далёком будущем. Эти я сразу выкидывал в мусорную корзину.
Закончив, я потянулся, разминая затёкшую спину и подумал, что надо бы за этот месяц, до отправления в большой поход, возобновить тренировки, а то скоро и правда стану больше моряком, чем сухопутным человеком, хотя если честно, месяц проведённый в море, здорово улучшил как моё здоровье, так и моральное состояние, когда есть только корабль, ветер, море и никаких других забот, ну кроме как сражений с другими кораблями.
***
— Доброе утро сеньор Бертуччи, сеньоры, — раскланялся я со всеми немногочисленными членами офицерского состава нашей команды, которые прибыли к пристани, где покачивалась на волнах «Елена». Большая часть команды провела здесь ночь, охраняя как сам корабль, так и трюмы забитые товарами и ценностями. Они, в предвкушении раздела, радостно заёрзали на своих местах.
— Предлагаю выбрать нашего капитана, в качестве главного распорядителя, — предложил я всем, — думаю ни у кого нет сомнений в его честности, порядочности, а также наличия опыта в этом весьма непростом деле, чтобы никто не ушёл обиженным.
Возражений не последовало и вскоре на палубе стала расти гора всевозможных товаров, начиная от рулонов ткани, амфор с маслом и заканчивая собственно говоря деньгами и драгоценностями. Бертуччи взял в руки протянутую квартирмейстером ведомость состава с положенными им долями, дополненную мной ещё и положенной премией. Капитан стал было на глаз оценивать ценность товаров, и конечно делая это в пользу матросов, стал вызывать каждого, говоря на какую сумму тот может взять либо товара, либо денег. Понятное дело, что деньгам давалась полная цена, товары же шли по меньшей расценке, поскольку их нужно было ещё и продать. Поэтому многие матросы в желании ещё и подзаработать брали товары, и лишь небольшую часть остатка деньгами.
Так достаточно быстро они забирая причитающееся им, отправлялись по домам, когда дело дошло до офицеров, от большой горы товаров и ценностей осталась самая ценная часть.
— С этого нам нужно будет отдать городу десятую часть, — сказал я, прося сразу отложить нужное. С этим так же никто не стал спорить, поэтому вскоре и офицеры стали забирать причитающиеся, также сразу покидая корабль. На борту осталась только моя охрана, привезённая из дома, а также люди сеньора Франческо, которые заняли посты так, чтобы никто не забрался на борт ни со стороны берега, ни со стороны воды. Ну и мы двое с капитаном.
— М-м-м, сеньор Витале, — смущённо обратился ко мне Бертуччи, — я старательно не хотел поднимать эту тему, но, что вы думаете насчёт моей сестры?
Я, всё ещё находясь в расчётах, сколько из оставшегося смогу отдать церкви, ответил ему, не вслушиваясь в вопрос.
— Какая сестра?
— Елена, — смутился он.
Тут в голове прояснилось и я уже внимательно посмотрел на него.
— Я с ней незнаком и никогда даже не разговаривал.
— Да, она тоже об этом говорит, но тогда почему корабль назван её именем? Ладно бы ещё это была двухсотая галера вашего дома, одна из многих сотен, но бригантина, уникальность которой ни у кого не вызывает сомнений…
— Бертуччи, — я тяжело вздохнул, произнеся эту фразу наверно в десятый раз, — это была шутка. Как вы помните, дочь сеньора Франческо посчитала возможным расторгнуть со мной помолвку, поэтому я решил уколоть её таким способом. Я до сих пор не понимаю, почему все пытаются выжать из этого какие-то свои выводы, не имеющие к реальности никакого отношения.
— Отец после моего возвращения, выразил желание с тобой познакомиться, и это было бы хорошим шансом объясниться перед ним, что к Елене ты не имеешь никаких чувств, — предложил он.
Вот мне тут же начали бороться двойственные чувства: послушание, поскольку родители запретили идти к ним одному, а с другой стороны было желание поскорее всё это закончить и чтобы от меня уже все отстали. Победило второе, поэтому я согласился и чтобы не идти с пустыми руками, предложил поделить нам с Бертуччи оставшуюся кучу ценностей просто пополам, без учёта что там лежит. Он моментально согласился, сказав, что не видит особой чести в дележе между нами, так что позвав охрану с сундуками мы приказали собрать в них каждый своё. Во время загрузки я увидел красивый, богато украшенный драгоценными камнями крест, его я забрал в шкатулку, где лежала на парчовой подложке красивая золотая тиара, и последним забрал наборный пояс из золотых пластин с гравировкой, а также вставками из глазури и драгоценных камней.
Отправив сундуки с охраной по домам, сами мы отправились к дворцу его семьи, раскланиваясь во все стороны, поскольку все, кто видел нас здоровались и желали здоровья. Не отвечать было невежливо, так что старались оба.
Глава 8
— Палаццо Контарини даль Боволо, — словно познакомил нас друг с другом Бертуччи, когда мы приблизились к дворцу, похожему на наш, только на пару этажей повыше, ну и без церкви естественно.
— Очень приятно, — поклонился я, и объяснил непонимающему мужчине, как воспринял его слова. Он громко рассмеялся и встречающие нас на пристани, недоумённо приглянулись, они-то не слышали всего нашего разговора.
Когда он стал представлять людей, которые ожидали нас я с удивлением понял, что мне высказали большую честь, поскольку встречал сам глава дома Контарини, сеньор Пабло.
— Рад познакомиться с подрастающим поколением, — старик, оценивающим взглядом смотрел, как я кланялся и расшаркивался перед ним, соблюдая все нормы этикета.
— Сеньор Пабло! — я всплеснул руками, закончив с поклонами, — произошла чудовищная, просто катастрофическая несправедливость, в которой я случайно оказался замешан, о чём конечно же очень сожалению!
— Да? — удивился он, косясь на сына, — это какая же?
— Все эти ужасные обвинения, которые коснулись вашей дочери, Елены, — я сделал самое печальное лицо из всех, что мог, — это всё ужасная неправда. К своему стыду должен признать, что я даже вначале не знал, как зовут ту незнакомку, гордый профиль которой мне так понравился, что я попросил скульптора изобразить его на корме своего корабля, и потом когда мне сообщили её имя, я не стал уточнять, чью фамилию носит эта замечательная и благородная красавица, поскольку ввиду юного возраста не посмел бы даже подумать познакомиться с такой величественной девушкой.
— Это правда? — он заинтересованно смотрел на меня, пытаясь понять, что является правдой, а что вымыслом из моей покаянной речи.
— Клянусь своей душой, — я тут же поклялся и трижды перекрестился, всё равно пока был отлучён от церкви.
— И чтобы загладить эту жутчайшую несправедливость, позвольте преподнести дары, как вам, так и вашей дочери, — я помахал рукой и охранники передали мне шкатулку.