На другой день в редкую по нынешнему лету солнечную погоду весело катил я на Касимов. Дорога шла чистым полем - ни деревень, ни переездов, и в поле пустынно, мертво; редко встретится грузовик или автобус, да какая-нибудь сонная телега на обочине плетется себе потихоньку. А дорога приличная, асфальт свежий, ровный - газуй на всю железку! И я газовал.
Первую остановку сделал в Гусь-Железном. Помню, в шестьдесят первом году мы приезжали сюда с главой Окского заповедника Владимиром Порфирьевичем Тепловым: его интересовала популяция выхухоля и гнездовья диких уток по берегам местного искусственного озера, запруженного двести лет назад заводчиками Баташовыми. Выхухоль - ценный пушной зверек третичного периода - в то лето переживал бедствие: многие озера и старицы на окских лугах, где издавна обитал этот зверек, были спущены усердными не в меру мелиораторами. Погибал не только выхухоль - тысячи гектаров лугов были обезвожены из-за спуска озер, то есть сильного понижения уровня грунтовых вод.
В пойме, напротив Кочемар, спустили целиком два озера, и даже самое большое в этих краях прекрасное Ерахтурское озеро с красным бором на берегу было непоправимо искалечено понижением на два с половиной метра водяного зеркала. А всего делов-то: в верховьях этого озера было небольшое, в тридцать гектаров, болото, вот его-то и осушали.
Насмотревшись на заиленные озера, на высохшие, опустевшие от птиц и зверья прибрежные камыши, перепотевшие, запыленные, с самыми решительными намерениями ввалились мы в Ерахтурский райком. Как раз заседала комиссия по приемке осушенного болота - на это заседание и торопился Теплов. Сидели все чинно вокруг длинного стола, в белых рубашках с закатанными рукавами; вентилятор мягко шумел, пошевеливал приготовленные для торжественной подписи акты. А еще посреди стола стояла запотевшая поставка холодного квасу. Жарынь!
- Заждались вас, Владимир Порфирьевич! - шумно встретили Теплова. - Вот квасок холодный. Не хотите ли?
- Квасу выпью, а подписывать акты не стану, - сказал Теплов.
- Почему? - лица у всех за столом вытянулись.
- А потому, что это не мелиорация, а земельное душегубство. Ладно, вам наплевать на всю эту дикую живность - на выхухолей, на уток, на гусей, куликов. Но луга-то хоть пожалейте! Что вы делаете с лугами? Болото в тридцать гектаров осушили, а тысячи гектаров прекрасных лугов обезводили!
- Нельзя ли без эмоций? - сказал один из членов комиссии, кругленький розовый колобок, представитель Мещерской мелиоративной станции, от науки, так сказать. - Мы привыкли с карандашом работать, выгоду считать. Вот и приплюсуйте тридцать гектаров бывшего болота к нашему земельному обороту. Это вам не дикие утки, товарищ Теплое, а культурная земля.
Теплов, весь какой-то серый от пыли, морщинистый и злой от застарелой мучительной болезни (увы, он давно уж умер), поглядел на это розовое яблочко и изрек хриплым, рыкающим голосом:
- Какая культурная? Это ободранная земля. С карандашиком привыкли работать? Все плюсуете? А кто ваши минусы учитывать будет? Тетя Мотя или дядя Вавил? Вы просуропили канал длиной в шесть километров. Да ширина его поверху тридцать - сорок метров, да земляной отвал примерно такой же ширины. Вот и помножьте шестьдесят метров на шесть километров. Ну? Шестью шесть - тридцать шесть. Тридцать шесть гектаров прекрасных лугов выбросили кобелю под хвост. Это за тридцать гектаров болота? Да сколько тысяч обезводили? Считайте, считайте, во что обошлось ваше осушение болота!
- Вы интересно рассуждаете, - послышалось с другого конца. - Сегодня засушливое лето. А в обычное - влаги на лугах вполне хватает.
- А что делать в засушливое лето? - обернулся на тот голос Теплое. - К дяде Вавилу за сеном идти? Или коров в спячку укладывать?
- На травополье упор делаете, - сказал Колобок. - Мы осушаем болота для пропашных культур. Или что ж, по-вашему, не следует осушать болота?
- Делайте местную мелиорацию, дренажную систему, коллекторы, водоприемники. Насосные станции стройте, наконец, если понадобится. Но не смейте разрушать окружающую среду.
- А вы знаете, во что обойдется такая мелиорация?
- Так вы что ж, за дешевизной гоняетесь? - отбивался Теплов. - Тогда вспомните, что случилось с попом из сказки Пушкина, с тем самым, который за дешевизной гонялся.
Всю дорогу потом хмурился Теплое - и в лугах, и через Оку когда переправлялись, и когда по лесным кордонам шастали, - все ворчал, поругивался. Салтыкова вспоминал:
"Идите, говорит князь, передайте глуповцам: тех из вас, которым ни до чего дела нет, буду миловать, всех иных-прочих казнить".
На озере в Гусь-Железном он даже повеселел: в камышах на разводьях было много уток с утятами, нашли мы несколько норок выхухоля возле самой воды, и не было следов ондатры и енота.
- Вы только подумайте, - говорил он мне. - Есть в нашем краю редкий, ценный выхухоль. Так, видите ли, мало этого. Дай-ка мы еще и ондатру сюда завезем. И завезли. Ондатра первым делом набросилась на выхухоля, стала изгонять его из норок и просто переводить, как соперника. Но выхухоль редкость, и редкость - наша. Кроме как в средней полосе России, его нигде нет. А ондатра по всей земле пошла, из Канады завезли. Но к нам-то ее зачем, сюда? Чтоб выхухоль перевести? Вот пустые головы. Лишь бы отличиться, отрапортовать - развели ондатру. А зачем? На пользу это пойдет или во вред? До этого никому дела нет.
Или возьмите того же енота. На кой черт его к нам завезли? Ведь что получилось? Эта прожорливая собака пошла разорять гнездовья уток и гусей. Вред от нее колоссальный, польза - сомнительная. Вот и выходит - одна рука не ведает, что творит другая. А все оттого, что много развелось публики, которой ни до чего дела нет.
Была в нем какая-то апостольская прямота и строгость: он быстро накалялся, вспыхивал, вспоминая ерахтурскую комиссию:
- Ну что это за мелиорация? Какая это мелиорация?! Знаете, на что это похоже? На старый забавный анекдот, как мужик пошел даровой хлеб брать, да впопыхах худой мешок прихватил. Насыпает в мешок - а зерно в дыры вытекает. Некогда мешок починить - торопится, жадность заедает. Вот так и мы порой к земле, к природе относимся: все бы от нее взять, да побыстрее. Хоть в худой мешок, но толкаем. Мешок-то сначала сшейте какой следует, чтоб добро не пропадало.
Я частенько вспоминаю эти слова. И теперь вот пишу и думаю: провели в том же Клепиковском районе прекрасную мелиорацию, потратили на это дело миллионы рублей. Казалось бы, надо радоваться. И радовались целое лето... Но вот подошла осень. Заехал я в Спас-Клепики 6 октября, заморозки начинаются, зима "катит в глаза". А в полях все еще две тысячи гектаров зерновых не убрано и несколько тысяч гектаров картошки. И дождей с конца августа почти не было. Ладно, зерновые и по морозу уберут, а картошка пропала. Вот так... Миллионы рублей затратили на мелиорацию, но тысячи рублей на уборочную технику, на сушилки и прочее потратить не додумались. И гибнет, гибнет добро... на сотни тысяч... И ничего тут не сможет поделать секретарь райкома со всеми своими помощниками. Целыми днями мотаются они по полям, до глубокой ночи не вылезают из своих и чужих кабинетов. Да расшибись они в лепешку, треснись о мерзлую землю - не убрать им без нужной техники да без нужных людей вовремя урожая. Ведь не делают секретари райкомов на своих совещаниях ни жаток, ни картофелекопалок, ни комбайнов, ни тракторов. И специалистов не приготовишь на этих совещаниях. Кажись, это всем ясно. Пора снабжать районы средней полосы уборочной и прочей техникой в достаточном количестве. Может быть, мы уясним, наконец, и такую истину - никакая техника не способна творить чудеса без рук человеческих. Не на заезжего молодца рассчитывать надо в уборочную кампанию, а на своих чудо-богатырей. Но мало их, мало в деревне этой полосы нужных специалистов-механизаторов. Растеклись местные кадры, поразъехались, не сумели удержать в свое время. Уехали туда, где лучше работать и жить; туда, где светит и греет. В город они уехали. Маркс сказал: бытие определяет сознание. Бытие их толкнуло в город. А мы ждем, когда они откликнутся на призыв вернуться в деревню. Вот посовестят их пропагандисты: нехорошо, мол, родную землю оставлять вчуже. Писатели вдохновенное слово кинут: моя родная сторона червонным золотом полна! Сюда, ребятушки, сюда, к дедовским истокам! Живой воды испить да травушку-муравушку потаптывати!..