А может, и понимают, подумал ты тут же. Как раз поэтому и не дергаются. Или надежда отсидеться в замке пересиливает желание иметь собственное мнение? Нет, и Гермиона, и Рон способны рвануть в нужную минуту в пекло. Если действительно не будет выхода. Только ведь никогда не скажешь заранее, был ли он, этот выход. Так ли уж надо было рисковать. Вот и не рискуют. Наверное, так?
Им есть куда уходить, с горечью осознал ты. Им есть что терять. У них есть близкие, у них есть надежда. Учебный год закончится, они сдадут экзамены, схватят дипломы и уедут туда, где их ждут и любят. Да мысленно они уже там, пестуют свои судьбы. Кто с кем, свадьбы, карьеры, хобби. Будущее. Жизнь. А право разобраться с теми, кто тревожит их безоблачные планы, они предоставят тебе. Вот и берегут тебя, Гарри Поттер, как зеницу ока. Попробуй, дернись, Дамблдор таких речей напроизносит, опять будешь неделю в чулане от собственной совести прятаться. Умеет, старик, хотя лучше б молчать умел временами… И не только глядя в мертвое лицо Шизоглаза.
Ты глухо застонал и спрятал лицо в ладонях. Вот так и стоять бы вечность — под проливным весенним дождем, на пронизывающем ветру, стоять, опираясь локтями на камень парапета, не слыша собственных рыданий, но чувствуя, как исходит криком твоя наивная гриффиндорская вера в Орден Феникса, в силу Дамблдора, в помощь друзей. В собственный путь. Стоять — и никогда никуда не возвращаться.
Так легко, привычно, удобно было верить все эти семь лет, что одиночество закончилось навсегда! Что Хогвартс заменит тебе дом, твои друзья будут рядом, а добро победит любое зло — рано или поздно. Счастье казалось возможным, даже неизбежным. Оно просто было. Но однажды ты раскрыл глаза и обнаружил, что, пока ты наслаждался жизнью, Хогвартс методично выковывал из тебя оружие одноразового использования, заботливо ограждая от «неудобных» событий и подсовывая наиболее выгодные. А твои друзья ему в этом помогали. Они лгали тебе все эти годы. И лгут сейчас, и будут лгать. Вот и вся хваленая гриффиндорская дружба. А ты даже разругаться с ними не можешь — хотя бы для того, чтобы прекратить эту ложь, выпутаться из нее. Ты пробовал; на тебя смотрят с тоской и надеждой, как на больного ребенка, и на лицах написано — это же Гарри, он не понимает, но мы знаем, как лучше, мы поможем, мы оградим его. Они считают тебя слишком слабым — ты всегда впадаешь в истерику, и слишком глупым — это они называют горячностью и порывистостью, а еще — «непрактичным». Временами ты почти ненавидишь Гермиону, когда вспоминаешь, с каким непередаваемым выражением она произносила это слово. А все потому, что ты не соглашаешься изображать школьника, пока Темный Лорд уничтожает членов Ордена, одного за другим, и присылает их головы в кабинет Дамблдора перед завтраком.
Нет ничегошеньки странного в том, что сегодня ты один стоишь здесь, на каменных плитах Северной площадки. Порой тебе кажется, что ты единственный в Хогвартсе, кто помнит Римуса. Остальным просто не о чем плакать. А возможно, уже и нечем.
Тебе не нужна эта война и эта победа. Тебе — не нужна. Будь проклят мир, в котором предательство называют практичностью. Ты осознал это внезапно с такой ясностью, что захотелось закричать и впиться ногтями в собственные глаза, заглушить болью холодный голос разума. Ты не можешь молчать и ждать. Твоя душа уже сгорела в этом бесконечном ожидании, и каждая смерть — как удар, как плевок в лицо. Что преподнесет тебе будущее, в котором не будет Волан-де-Морта? Теперь ты знаешь ответ. Одиночество.
Открой глаза, Гарри Поттер. Ты выполнишь функцию и уйдешь в тень. Возможно, о тебе даже напишут пару напыщенных страниц в учебниках Истории Магии. Подарят тихую непыльную должность, а то и медаль, взяв которую, ты откланяешься, чтобы уже навсегда провалиться в бесконечно тоскливое и беспросветное ничто, которое и есть твоя жизнь. Уедешь куда-нибудь, где тоже люди и то же одиночество. Вереница будней, и ты, запутавшийся в ней, будешь прятаться сам от себя, погружаясь то в одно, то в другое, чтобы так и не признаться самому себе — тебе не нужен этот мир. То, что творит Темный Лорд, бесчеловечно; то, что творит Орден, вообще невыразимо. Зло хотя бы не нуждается в оправдании своих поступков.
Ну почему я, в который раз спросил ты сам себя. Почему Римус. Почему Тонкс и Сириус, почему Крам, почему мама с папой. Почему мы все.
Ты медленно выпрямился, запрокинул голову и закричал, глядя в раскалывающееся молниями небо. Ты был готов на все ради них, ради живых и мертвых. Ты бы отдал им свою жизнь и душу впридачу, ты бы дрался, как лев, не прося ничего взамен. Разве думал бы тогда ты, худой подросток, стоящий на одинокой башне под дождем, о том, что ты получишь, победив? Ты был согласен на любую жизнь и любую смерть ради друзей. Ради мести. Ради будущего. Вот только нет уже — ни друзей, ни будущего. В этой лотерее тебе досталась пустышка, Гарри Поттер. А вот жизнью и душой заплатить, пожалуй, все же придется. За что?
— Я устал… — шепчешь ты. И, вцепившись руками в волосы, выдыхаешь со стоном, кричишь прямо в небо: — Как же я устал…
Небо отвечает раскатами грома, и ты плачешь, захлебываясь слезами. Стихия зовет тебя, она никогда не лжет. Небо не может лгать, и это правильно. Должна же быть правда — хоть где-то…
Ты на миг замираешь, прижав ладони к лицу, потом медленно опускаешь руки на парапет и делаешь шаг вперед. Как зачарованный, садишься боком на каменные перила, неспешно поворачиваешься и опускаешь ноги с другой стороны. Стоять по ту сторону защищенности кажется куда более правильным. Твои пальцы все еще обхватывают камень, но это — за спиной, все остается за спиной. Тебе некуда торопиться, это твой миг. Твоя истина.
Дождь зовет тебя, и ты выпрямляешь в локтях широко расставленные руки, провисая, наклоняясь вниз. Как, оказывается, прекрасен Хогвартс, если между ним и тобой нет преград в виде парапетов, грустно улыбаешься ты. Древняя земля живет по своим законам, и где тогда жизнь, если не рядом с этой красотой? Ты вдыхаешь ночной воздух, только сейчас замечая запах дождя, свежесть, холод ветра. Ты не желаешь больше возвращаться. Вот он, твой дом. Вот оно, настоящее волшебство. Уйти. Освободиться. Стать ветром, ночной грозой, частью мира, которому нет дела до войн и смертей. Смерть — это всего лишь переход… А ты заслужил это.
Дождь смывает слезы с твоего лица, ты благодарно смотришь в небо, потом зажмуриваешься, на миг задерживая дыхание, и отпускаешь башню Астрономии, успевая улыбнуться сам себе, чтобы шагнуть навстречу жизни.
В этот же момент чьи-то сильные руки хватают тебя за талию, рывком дергая назад. Сжимают намертво, изо всех сил. Ты почти не чувствуешь собственного тела, оно вдруг становится неимоверно тяжелым. И нечеловечески усталым.
Ты прячешь лицо в ладонях. Плевать, что чужие руки — единственное, что удерживает тебя на площадке. Сквозь пелену дождя тебе слышно тяжелое, прерывистое дыхание за спиной. И стук чужого сердца, такой бешеный, что ты вздрагиваешь от каждого удара.
— Стоять, Поттер! — шепотом приказывает задыхающийся голос. — Уже никто никуда не падает… И не прыгает… Стоять...
* * *
Кажется, прошла вечность с тех пор, как наступило утро. Наверное, это был самый длинный день в твоей жизни — день, когда ты так нуждался в одиночестве, но не мог его себе позволить.
Трансфигурация, потом сдвоенные Зелья и Маггловедение, бесконечный обед, когда все, казалось, смотрели только на тебя и замышляли еще более изощренный способ завладеть твоим вниманием. Ты улыбался, язвил, отвечал, кивал, многозначительно ухмылялся — и ежесекундно мечтал о том, как здорово было бы сейчас оказаться где угодно, хоть в подземелье, лишь бы не видеть этой череды привычных лиц вокруг. Почему-то именно сегодня это казалось необходимым.
Ты мог бы найти Снейпа и объяснить ему ситуацию. Или даже просто обратиться к директору. Не отказали бы, это уж точно. Мог вообще сказаться больным, или, в конце концов, закрыться в спальне и не выходить до утра, получить потом заслуженное взыскание, да хоть тысячу взысканий, Мерлин с ними. Но просить об этом… Унижаться — перед кем? Или врать? Опять же, именно сегодня — ни за что. Если требуется вытерпеть пытку бесконечным днем, ты это вытерпишь. Малфои не имеют слабостей.