В королевской опочивальне было сумрачно и до того жарко натоплено, что у Рауля с порога заперло дух. Окна, судя по всему, законопатили наглухо и не открывали несколько дней подряд, а камин пылал чистым кузнецким горном. Амбер лежала на огромной кровати, со всех сторон обложенная пуховыми подушками и до самой груди укрытая меховым пологом. Глаза ее были закрыты. Рядом, в креслице у изголовья, с книжкой в руках сидела молоденькая фрейлина в мелких светлых кудряшках, и вслух читала ее величеству какой-то роман. Подняв глаза на тихий скрип дверных петель и узрев входящего короля, девушка умолкла и выронила книгу.
— Ваше величество!.. — дрогнувшим голосом пролепетала она, вскакивая и тут же низко приседая в поклоне. Государь улыбнулся. Фрейлина была еще совсем дитя, ей только-только исполнилось шестнадцать, при дворе она появилась лишь месяц назад — и до сих пор в присутствии короля робела и терялась, что Рауль находил чрезвычайно забавным.
— Прошу прощения, дамы, — весело сказал он. — Надеюсь, мое внезапное вторжение не прервало историю на самом интересном месте?..
Девушка еще больше сконфузилась, пролепетала что-то едва слышное и, наклонившись, подняла с ковра книгу. Амбер открыла глаза.
— Ваше величество, — эхом повторила она вслед за своей фрейлиной, приподнимаясь на подушках. По губам ее скользнула тень улыбки. — Какая приятная неожиданность. Может быть, кофе?..
— Не откажусь, — сказал Рауль, огибая кровать. — И с полдюжины малиновых пирожных, пожалуй!
Королева посмотрела на фрейлину:
— Маргарита, передай госпоже де Вей, пусть распорядится.
— Как прикажете, ваше величество, — прошелестела та. Потом с каким-то благоговейным ужасом взглянула на короля, опять присела и торопливо засеменила к двери. Рауль, глядя ей вслед, тихонько фыркнул.
— Кажется, — обронил он, усаживаясь в освободившееся кресло, — бедняжка боится меня до полусмерти. Ума не приложу — неужели я столь грозен, что привожу девиц в трепет одним своим видом?
Амбер улыбнулась снова, уже не так бледно и вымученно.
— Маргарита еще не привыкла к придворной жизни, — сказала она, садясь в постели. Рауль, издав еще один добродушный смешок, склонил голову набок и взглянул на жену.
— Я заметил. Вам нравится это дитя, дорогая?
— Она очень старается, — подумав, сказала Амбер. — И правда очень мила.
— Да, двор ее еще не испортил, — согласился Рауль. Потом скосил глаза на лежащую на столике у кровати книгу и с удивлением приподнял брови: — «Повесть о добродетели»? Не знал, что вы любите романы.
— А я и не люблю, — с тихим вздохом отозвалась жена. — Но господин главный лекарь считает, что мне это на пользу. Чтобы исключить, как он выражается, «ненужное волнение ума»… Я даже не вслушиваюсь, когда Маргарита читает. Из всей книги только имя главной героини запомнила: Клотильда.
Рауль крякнул.
— И повернулся же язык у родителей назвать так собственную дочь? — обронил он. Потом снова покосился на обложку и добавил: — Хотя истинная добродетель, похоже, просто обязана вызывать зевоту!
Амбер опять улыбнулась, и ободренный этим супруг улыбнулся в ответ. А потом, закрепляя успех, хитро прищурился:
— Хотите, я пришлю вам парочку военных монографий?
Королева тревожно оглянулась на двери опочивальни.
— А как же господин главный лекарь?.. — понизив голос, неуверенно спросила она, однако в серых глазах зажглась надежда. Король негромко фыркнул себе под нос и поморщился:
— Господин главный лекарь бывает необуздан в своем стремлении приносить пользу! Во время оно даже ее покойному величеству стоило больших трудов не поддаться искушению и не отправить его на покой. Я не спорю, свое дело он знает — но порой так трясется над соблюдением предписаний, что делает только хуже… Так что насчет монографий? Прислать?
Амбер благодарно кивнула. Рауль склонил голову — мол, считайте, что уже сделано, и утер ладонью взмокший лоб.
— Вы так мерзнете, дорогая? — обернувшись к пылающему камину, спросил он. Супруга снова вздохнула.
— Наоборот, ваше величество. Здесь невыносимо душно, да меня еще постоянно кутают… Я понимаю, зима, и господин главный лекарь опасается сквозняков — но я ведь не всё свое время провожу в спальне. Не знаю, почему нельзя хотя бы проветрить немного, пока меня нет.
Рауль, глядя в ее бледное лицо, нахмурился.
— И много того, что еще вам нельзя? — задумчиво спросил он.
Амбер понурилась.
— Гулять, — отозвалась она. — Даже на балкон меня не выпускают. Еще нельзя много ходить, резко вставать, играть на клавесине, смотреть на луну, есть крольчатину…
— Боги-хранители! — не выдержал его величество. — А кролики-то чем провинились?!
— Есть примета, что ребенок тогда может родиться с заячьей губой.
Государь в сердцах хлопнул ладонью по подлокотнику кресла:
— Похоже, — сердито сказал он, — кое-кто до сих пор живет суевериями!
С губ королевы слетел новый печальный вздох. Рауль покачал головой и взял супругу за руку.
— Теперь я понимаю, отчего вы плохо спите и куда исчез ваш аппетит. В таких-то условиях и я больше недели не протяну — а в вашем положении, и без того нелегком… Кофе, я так понимаю, вам тоже нельзя?
Она покачала головой и добавила совсем тихо, почти что жалобно:
— Пирожные тоже. И молоко, и фрукты, и… и, в общем-то, практически всё.
Король выпрямился.
— Ну, это уже слишком! — заявил он. — А можно что? Давиться пустым бульоном, прея под кипой одеял в этой бане, и внимать мудрости добродетельной Клотильды?
Амбер опустила глаза. Рауль передернул плечами и умолк, задумчиво поглаживая лежащие в ладони тонкие пальцы жены. Обычно он навещал королеву перед ужином, и в большой гостиной, полной фрейлин, под веселое пение клавесина, истинное положение дел не бросалось ему в глаза. Он, конечно, видел, что Амбер приходится непросто, но о масштабах бедствия даже не догадывался. Окружающие же, по всей видимости, не видели в этом ворохе ограничений и правил ничего особенного. «Приметы, традиции, какие-то дикие суеверия, — мрачно думал Рауль. — И всё во благо драгоценного наследника, надо полагать!» Он качнул головой. Помянутый наследник был для него важен, но королева таяла на глазах, задыхаясь в кольце предписаний и запретов, и его величество очень сомневался, что это пойдет на пользу будущему принцу или принцессе. Ладно еще сквозняки — но с молоком и фруктами что не слава богу? И к чему, во имя Танора, топить так, что даже стекла оконные плавятся?..
Двери опочивальни распахнулись. Вернулась молоденькая фрейлина, а с ней — две «гренадерши» с серебряными подносами в руках. На первом подносе возвышались кофейник, маленький фарфоровый чайничек и две чашечки, а на втором — красиво уложенные горкой пирожные. Малиновые, как велел король, и которые на самом деле куда больше него любила королева. Поймав тоскующий взгляд супруги, брошенный ею на недоступное лакомство и тут же упершийся в пол, Рауль расправил плечи.
— Оставьте кофе на столике, — велел он фрейлинам. — И передайте госпоже де Вей, что я хочу ее видеть. Немедленно. Маргарита, вы пока можете отдохнуть вместе с другими дамами в большой гостиной, за ее величеством я поухаживаю сам.