Конечно, если б приходившие на базу ревизоры не столь безответственно выполняли свои обязанности, они бы давно схватили хищника за руку. Но ревизоры были слишком доверчивы. Они лишь бросали беглый взгляд на штабеля коробок и ящиков. А между тем многие из этих коробок и ящиков были давно опустошены. Содержимое бочки ревизоры тоже ни разу не проверяли. Однажды кто-то из ревизоров подошел к бочке, потолкал, услышал, что в ней что-то плещется, решил: вино. А в бочке была… вода, которую Николаев наливал туда ведрами, после того как все вино было выпито.
Ревизоры были беспечны, а директора магазинов, которые получали от Николаева товар, слишком добры. Попросил Николаев Таранову принять вместо одного сорта конфет другой, и она согласилась. Так же поступила и заместитель директора соседнего магазина Балакина.
Всего Николаев похитил 1002 килограмма шоколада, 999 килограммов конфет, 25 килограммов джема, 246 литров вина. Его ссылки на то, что он делал это якобы по указанию руководящих работников райпищеторга, не подтвердились. Учитывая тяжесть преступления, совершенного Николаевым в условиях военного времени, суд приговорил его к высшей мере наказания — расстрелу.
И еще об одном деле из судебного архива блокадной поры мы хотим рассказать. Его «герои» — работники одной из столовых.
Правильно налаженное общественное питание имело во фронтовом городе огромное значение. Многие столовые в Ленинграде носили название рационных. Ленинградцы отдавали сюда свои карточки, становились на рацион. И работники столовых обеспечивали их трехразовым питанием. Они несли ответственность за то, чтобы люди полностью получали те продукты, которые им полагались по норме. Та пищеточка, о которой идет речь, тоже была рационной. Но…
Началось все с документа, написанного и подписанного командиром роты строительного батальона, питавшегося в этой столовой. Товарищ Величко сообщал, что приготовляемые здесь супы безвкусны, кроме воды, соли и крупы, ничего не содержат, никакими специями не заправляются. Каши — жидкие. Масло в них обнаружить трудно, так как оно не подается отдельным кусочком даже тогда, когда для этого есть возможность, а кладется прямо в котел.
Большинство питающихся в этой столовой — подростки 15—16 лет, окончившие школу ФЗО, дети воинов, сражающихся на фронте. Есть среди них и сироты, о которых надо проявлять особенную заботу. Но, судя по всему, работники столовой, где дети питаются, не заинтересованы в этом.
Так писал Величко. Его документ попал в руки сотрудников милиции, прокуратуры.
Первые же допросы показали, что не неопытностью поваров, не отсутствием продуктов объясняется, почему в этой столовой супы и каши водянистые, невкусные, малопитательные. Причина заключалась в другом. Здесь занимались хищением продуктов. И занимались давно, бесстыдно и нагло.
Всем распоряжался руководящий повар — Никифоров. Это был уже немолодой мужчина, обрюзгший, рыхлый. Его белая рабочая куртка, колпак и передник всегда были не первой свежести.
Никифоров был из старых поварских кадров, начинавших свою работу еще до революции. В 1892 году подростком приехал он в Петербург, чтобы учиться поварскому делу. Его обучение проходило сперва в ресторане Европейской гостиницы, а затем в гостинице «Виктория». Некоторое время Никифоров работал поваром в частных домах, а в 1913 году открыл собственную столовую на 2-м Муринском проспекте. И хотя после революции работать Никифорову пришлось уже в системе советского общественного питания, замашки у него на всю жизнь остались старые. Да он и не хотел от них избавляться.
Грубый, невежественный, он обращался на кухне с подчиненными высокомерно, говорил всем «ты», при случае мог обругать и даже толкнуть. Он и тех, кого обслуживал, — посетителей столовой, — не уважал. «Разве они, советские, понимают толк в еде? — говорил он, делая ударение на слове «советские». — Вот раньше… «консоме тортю», суп «Мари-Луиз», «филе де диндон а ля кардиналь»… Одни названия чего стоили!» И вот этот-то человек оказался в дни блокады во главе производства в столовой.
Поваром работала Мария Лебедева, смазливая женщина с лукавыми глазами. Проводив на фронт мужа и отправив в эвакуацию шестилетнего сынишку, она осталась в Ленинграде. Один из ее ухажеров — некто Крылов — помог ей устроиться на работу к Никифорову. Не прошло и месяца, как Лебедева стала любовницей старика руководящего. Разница между ними в возрасте нисколько не смущала ее. Наоборот, это дало ей возможность прибрать Никифорова к рукам. Через некоторое время она стала в столовой главной фигурой. Никифоров даже переложил на нее часть своих обязанностей. Перестал присутствовать при закладке продуктов в котлы, полностью передоверив эту процедуру Лебедевой, отдал ей ключи от кладовой.