— Если я вначале брала продукты, чтобы поддержать свою семью, — говорила Ивановская на допросе, — то потом делала это уже по привычке. К тому же, оказавшись тесно связанной с другими преступниками, я не имела силы воли вырваться из затянувшей меня паутины.
Идя по следам этих матерых хищников, работники прокуратуры и милиции установили, что в преступную шайку были втянуты и заместитель старшего бухгалтера Лаптева, и кладовщица Пузанова, и агент по снабжению Унгефухт.
Последний действовал сам по себе. Но когда Ивановская обнаружила по накладным, что он не оприходовал большое количество цыплят, между ними произошел с глазу на глаз разговор, который окончился тем, что прожженный жулик Унгефухт стал «работать» на всю шайку. Получая продукты для столовых треста, он кое-какие из них не оприходовал, а доставлял в столовую на улице Герцена, где их растаскивали в своих корыстных целях: Никифоров — чтобы приобрести спирт, водку и папиросы, Лебедева — чтобы купить еще одно платье, плюшевую жакетку или золотое кольцо, Ивановская — чтобы тоже приобрести какое-нибудь барахло.
Чтобы скрыть как недостатки, так и излишки, преступники производили всевозможные махинации. Кладовщица Пузанова делала в накладных приписки. Унгефухт же умышленно не вел книги учета документов. Когда замещавшая его одно время сотрудница завела такую книгу, Унгефухт не стал ее заполнять и вскоре выбросил. Будучи задержанным, он оказался на некоторое время в одном помещении с арестованной Лебедевой и уговаривал ее ни в чем не сознаваться.
Преступники отпирались. Чтобы уличить их, следственным органам пришлось проводить ревизии, бухгалтерские экспертизы. Были изучены старые квитанции, счета, доверенности, накладные. Целый том в следственном деле заняли сличительные и сводные ведомости недостач и излишков, обнаруженных в кладовой столовой.
Следователей интересовало, в частности, чьей рукой сделаны многочисленные приписки в накладных. 46 квитанций, показавшихся подозрительными, поступили на графическую экспертизу. Записи в этих квитанциях, сделанные, по мнению следователей, позднее, для удобства графологов, были обведены красным карандашом.
Исследовав поступившие к ним квитанции, эксперты нашли, что слова, обведенные красным карандашом, во всех 46 квитанциях действительно появились позднее. Почерк соответствовал почерку кладовщицы Пузановой.
Припертые к стене неопровержимыми уликами, преступники сознались, что на протяжении долгого времени занимались хищением продуктов.
Да, нелегко приходилось в условиях блокады работникам общественного питания. Тем не менее, даже в самые тяжелые дни они обеспечивали ленинградцев горячей калорийной пищей. Не шла вода из водопроводных кранов — ее привозили в бочках прямо с Невы. Не было топлива, и работники столовых разбирали старые деревянные дома, сараи. В пищу шли суррогаты — казеин, шроты, соя. Эти названия ничего не говорят новому, выросшему после войны поколению, но зато хорошо знакомы их отцам и дедам. В меню немалое место занимали такие блюда, как щи из крапивы, из лебеды, дрожжевые супы. Тысячи людей были спасены от голодной смерти благодаря общественным столовым и самоотверженности работавших в них поваров и их помощников, официанток, буфетчиц. С благодарностью называют ленинградцы имена многих из них. Но такие, как Никифоров, Лебедева, Ивановская, заслуживают лишь презрения.
На суде выступила прокурор Лунина. Она сказала:
— Перед вами, товарищи судьи, стоит группа людей, занимавшихся в условиях блокады Ленинграда хищением продовольствия. В то время, когда население голодало, когда многие получали норму хлеба в 125 граммов, они протягивали к этому хлебу жадную руку. Тот же Никифоров заявлял цинично: «Я был сыт, похищал продукты с одной целью — чтобы выпить…» Я требую самого сурового приговора для этих преступников.
И он был вынесен, суровый и справедливый приговор военного времени, такой, какого только и заслуживали эти преступники.
ПРОЩЕНИЯ НЕ БУДЕТ!
Может быть, и сейчас еще есть люди, работавшие в строительном тресте в Сосновой Поляне, которые помнят уборщицу Веру Воронцову. Хотя вряд ли. Столько лет прошло с тех пор. Ровно тридцать. Кому могла запомниться какая-то там скромная уборщица? Тем более, что появлялась она в здании управления треста либо рано утром, когда там никого не было, либо после того как у служащих уже кончался рабочий день. Открывала форточки, проветривала накуренные помещения, вытряхивала бумажки из мусорных корзин, вытирала пыль со столов, с письменных приборов.