Однажды к дому подкатили черные машины, остановились, из них выскочили фашистские жандармы. Они заполонили весь двор. У ворот встал солдат с автоматом. Жандармы же пошли по квартирам с обыском.
Начали с Анны Петровой. Перевернули у нее все вверх дном. Затем вломились к ее соседям. Не обыскивали только Воронцову. Она стояла на дворе, маленькая, в грязном цветастом халате, с голыми коленками, выставив вперед огромный живот. На лице ее отражалось удовлетворение. Она явно гордилась своим превосходством перед остальными. Вот вам — «предательница», вот вам — «гестаповка», вот вам — «пузатая». Гитлеровцы подходили к ней, о чем-то спрашивали. Верка отвечала, показывая пальцем на окна. Голубые глаза ее светились преданностью.
Анне Петровой, когда она вышла после обыска во двор, Верка сказала:
— Вы бы пошли оделись потеплее, мадам. Вас заберут…
Так и произошло, как она говорила. Арестовали не только Анну Петрову, но и Емельяна Якименко. Посадили их в одну из черных машин, захлопнули дверцу. Машина, взревев мотором, сразу же, с места, взяла большую скорость. Увезли!
После того как гитлеровцы уехали, к живущим в доме Яцукам пришла молоденькая девушка, полячка по имени Вероника. Она дружила с дочерью Яцуков — Антониной. Увидела, что в квартире все перевернуто, всплеснула тонкими руками, воскликнула:
— Матка бозка! Что тут такое?
Ей объяснили, что был обыск, что гитлеровцы искали какие-то вещи, которые у них якобы пропадают со склада. И что, судя по всему, привела жандармов Воронцова.
Вероника была горячая, быстрая в действиях. Увидев Воронцову, которая проходила в этот момент по двору, несла на помойку мусор, она высунулась из окна и стала ее ругать.
— Ты зачем предаешь своих? — кричала она по-русски, с заметным польским акцентом. — Как не стыдно тебе? Совести у тебя нет!
Верка поставила на землю помойное ведро, кинула злобный взгляд на Веронику, на стоявшую рядом с ней Анну Яцук, мать Антонины, и, запахнув свой короткий цветастый халат, с решительным видом направилась к воротам.
Анна отпрянула от окна.
— Ой, доченька, — сказала она Веронике, — что ты наделала? Теперь эта гадина снова жандармов приведет. Тикай!
Вероника — скорее за ворота. А Яцук неторопливо вышла на крыльцо, где на ступеньках, взволнованно обсуждая происшедшее в доме, сидели две женщины, сказала: «Подвиньтесь, пожалуйста» и села между ними.
В воротах появился гитлеровец. Это был высокий офицер с худым, угрюмым лицом. За его спиной блудливо прошмыгнула к себе Воронцова.
Офицер четким, как на параде, шагом прошел к крыльцу.
— Кто здесь Яцук? — громко спросил он, глядя на сидевших женщин.
Женщины молчали. Молчала и Анна.
— Я спрашивал, кто есть Яцук? — повторил офицер.
— Я буду Яцук, — ответила наконец Анна.
— Подойди сюда! — поманил он ее длинным пальцем.
Но так как Анна продолжала сидеть, офицер сам подошел к ней и, побагровев, сказал:
— Ты тоже есть партизан! Ты знаешь, что бывает за это?
И, размахнувшись, с силой ударил Анну по лицу. Яцук упала со ступенек. Из разбитого носа у нее густо хлынула кровь, заливая подбородок, платье.
— Я буду расстреливать всех, кто станет обижать Воронцову! — пригрозил гитлеровец, повернулся и тем же чеканным шагом ушел со двора.
…А вещи у гитлеровцев со склада действительно пропадали.
Склад находился на улице Страшуна, как раз напротив дома, где жили Петрова, Якименко, Яцуки, Воронцова.
Улица была тихая, безлюдная. Редко-редко появлялись здесь прохожие. А уж машины и вовсе не проезжали.
Поэтому никто не мог видеть, как однорукий инвалид по имени Гришка, устроившийся на склад кладовщиком, выбрасывает из окон мешки с вещами, а Емельян Якименко их подбирает. Затем вещи — шинели, гимнастерки, сапоги — прятались, а позже переправлялись партизанам. Никакой охраны у склада не было.
Якименко привлек к себе в помощь сына Анны Петровой — пятнадцатилетнего Славку Мартынова. Тот с разрешения Емельяна завербовал еще одного помощника — Леонида Лагеню.
Славка и Леонид были знакомы еще по Витебску, откуда их вместе с другими жителями оккупанты пригнали в Вильнюс. Из Витебска же попал сюда и Емельян Якименко. Ребята звали его запросто Амелей.
Техника похищения обмундирования со склада была проста. Гришка, как мы уже сказали, выбрасывал из окон туго набитые мешки, а Амеля со своими помощниками подбирал их и уносил к себе в дом, где прятал либо в подвале, либо на чердаке. Затем похищенное отвозилось на станцию Дукштас и передавалось сапожнику дяде Васе. А уж дядя Вася переправлял вещи непосредственно в лес, к партизанам. Иногда в этой операции участвовала и жена Якименко — Нина.