В Гатчине Дрынкина продолжала работать парикмахером. Ее младший брат Георгий Беляев рассказывал, что Шура была смелой по характеру женщиной. Нисколько не боялась, когда рвались бомбы и снаряды. Она нередко поговаривала, что «надо бежать отсюда к своим».
В парикмахерской вместе с Шурой работала Катя Шилова. Она тоже была членом подпольной группы. Долгое время немцы не знали, что парикмахерская является боевым штабом одной из групп, входивших в антифашистскую подпольную организацию. И что работающие здесь две миловидные молодые женщины занимаются еще и более серьезными делами: установив связь с советскими военнопленными, подготавливают их побег.
В Гатчине было три лагеря для советских военнопленных. Один из них — наиболее крупный — «Дулаг-154» считался пересыльным.
Над пленными издевались. Их травили собаками, морили голодом. Нередко гатчинцы видели, как исхудалые, измученные люди, которых гитлеровцы гнали на тяжелую физическую работу, рвали растущую по краям дороги траву, подбирали с земли гнилую морковку и тут же ели. За это конвоиры жестоко их избивали. Но все же даже эти полуживые люди сопротивлялись и боролись против фашистских захватчиков. А им деятельно помогали молодые гатчинские патриоты.
Они тайком передавали в лагерь еду. Хлеб, картошку покупали на деньги, вырученные от продажи фигурок из глины и дерева, которые делали пленные, а то и просто делились последним куском. По ночам при свете коптилок чинили пришедшую в ветхость одежду. Забрасывали в лагерь полученные от партизан листовки и номера «Ленинградской правды», в которых говорилось, что город Ленина не сдался, стойко продолжает борьбу. И, наконец, Шура Дрынкина и ее подруги подготавливали побег большой группы военнопленных.
Порой девушкам, входившим в организацию «За Родину», приходилось маскироваться, разыгрывать из себя веселых, легкомысленных «фройляйн». Даже кое-кто из местных жителей всерьез полагал, что Надя Федорова, официантка из аэродромной столовой, где питались фашистские летчики, бомбившие Ленинград, связана с оккупантами. К ней в гости приходили немецкие офицеры, и Надя кокетничала с ними, позволяла целовать себе руку. Чувствовалось, что молодая красивая девушка пользуется благосклонным вниманием немцев.
Надя следила за своей внешностью. Ее пышные волосы, подкрашенные за неимением в то время настоящей краски отваром из лука, всегда были тщательно причесаны. Но кто мог догадаться, что, когда «фройляйн Nadja» приходит в парикмахерскую, другие «фройляйн» — «Schura» или «Katja», делая ей прическу и весело болтая о разных пустяках, незаметно обмениваются важными сведениями.
Борис Матвеев, работавший слесарем на железной дороге, вел наблюдения за фашистскими поездами. Это задание он получил от Нади Федоровой и ей же должен был периодически сообщать, какие эшелоны и когда проходят через Гатчину. От Нади же подпольщики получали листовки для распространения.
Из рассказов очевидцев, разрозненных сведений складывается картина деятельности молодых патриотов в Гатчине.
Валя Дмитриева служила в немецком госпитале. Мыла полы, перетряхивала матрацы, чистила на кухне картошку. Но разве могла русская девушка, комсомолка, смириться с подобной участью? Валя вступила в подпольную группу.
Так же поступила и Дуся Потапова, служившая в том же госпитале. Когда-то у Дуси было скромное желание — выучиться сперва на младшего бухгалтера, потом — на старшего. Война помешала осуществлению планов тихой, мечтательной девушки, учившейся на бухгалтерских курсах в Ленинграде. Дуся оказалась в Гатчине, в оккупации. Она не могла стоять в стороне от антифашистской борьбы. Подружилась с Шурой Дрынкиной, Надей Федоровой, Валей Дмитриевой. Стала получать от них задания, выполнять их вместе с Валей.
Мать Вали Дмитриевой вспоминает, что однажды дочь принесла домой целую пачку паспортов. Разложила на столе. Мать поинтересовалась: «Что это? Откуда?» «Ах, мама, — вежливо, но твердо сказала Валя, — отойди, пожалуйста. Все равно ты ничего не поймешь». Только позже узнала мать, что паспорта эти предназначались для военнопленных, готовившихся к побегу.
А в другой раз Валя прибежала домой взволнованная, бледная, и, ни с кем не разговаривая, легла в постель. Мать подумала — заболела дочка! А она лежала с открытыми глазами, не спала и молчала. Зная Валин характер, ее скрытность, мать ни о чем не расспрашивала ее, только издали наблюдала за ней. Обе в эту ночь так и не уснули. А на другой день прошел по Гатчине слух, что кто-то накануне взорвал фашистский склад. В списке расстрелянных Валя Дмитриева значилась второй.