Прежде у Воронцовой было прозвище Верка-«воровка». Теперь же ей дали другую кличку: Верка-«предательница», так как все чаще стали ходить по городу слухи, что провал молодых патриотов, их арест и расстрел — это ее «работа».
Воронцовой был объявлен негласный бойкот. Люди начали избегать ее.
Сперва Верка скрывала, что работает в гестапо. Но случилось так, что она сама об этом проболталась.
Жила в Загвоздке женщина по имени Мария. Как-то раз вышла она на двор принаряженная. В ушах — золотые серьги, на пальце — такое же кольцо.
— Чего это ты вырядилась? — спросили ее.
— Так просто, — ответила Мария. — Вспомнилось довоенное житье, грустно стало и захотелось хоть ненадолго представить себе, какой я была.
Она постояла немного на дворе, потом вздохнула, пошла обратно в дом и сняла украшения.
А через несколько дней Мария взволнованно сообщила соседям, что все ее золотые вещи украдены. И что она подозревает в этом Воронцову, которая видела их на ней. Воронцова держалась нагло. Говорила, что ничего не знает. Улыбалась. А потом не выдержала и крикнула: «Да вы знаете, кто я? Сотрудник гестапо. По моему заявлению были расстреляны пятнадцать человек!»
Так люди окончательно убедились, что Воронцова сотрудничает с гестаповцами.
Нередко к ней приходили гитлеровские офицеры. Им нравилось, что «мадам Воронцова» такая белокурая, голубоглазая, совсем в «арийском духе». К тому же она запросто ложилась с любым из них в постель.
Гестаповцы не давали Воронцовой есть даром хлеб, который она от них получала. Время от времени она должна была выполнять их задания.
Летом 1942 года вместе с другим агентом-женщиной она ходила в лес в районе Молосковиц. Надо было выявить, нет ли там партизан. «Экспедиция» прошла неудачно. Побродив несколько дней по лесу и по ближайшим деревням, так ничего и не узнав, предательницы вернулись в Гатчину.
В начале 1943 года Зейдель передал Воронцову в распоряжение русской контрразведывательной группы, входившей в разведывательный отряд 18-й армии и подчинявшейся непосредственно Зейделю. Возглавлял эту группу некто Соколов, он же Крюков. Это был высокий человек, лет пятидесяти, с длинным и худым лицом.
Соколов побеседовал с Веркой и сказал гнусавым голосом:
— Будешь переманивать на нашу сторону людей.
Он так и произнес: «На нашу сторону». Под «нашими» он подразумевал фашистских захватчиков.
Соколов стал сотрудничать с гитлеровцами еще в декабре 1941 года, добровольно надев немецкую военную форму. Его заместителем был Алексей Белин. В отличие от Соколова, получившего от гитлеровцев звание обер-лейтенанта, Белин был всего-навсего унтер-офицером. Но зато фашисты наградили его медалью «За усердие».
Предатели служили оккупантам, как верные псы. Они были активными помощниками гестаповцев и порой усердствовали не меньше их. Им надлежало выявлять подпольные патриотические группы и отдельных лиц, настроенных антифашистски. Работа была тяжелая, нервная. Можно было не только легко впасть в немилость у гитлеровцев, потерять их расположение, лишиться щедрого по тем временам пайка, но и получить пулю в лоб из партизанской винтовки.
Целыми днями Соколов, Белин и еще несколько предателей рыскали по округе, старательно выполняя задания своих хозяев. Домой возвращались поздно ночью, злые, раздраженные. На столе появлялись бутыли с самогоном или немецким «шнапсом», миски с салом и огурцами. Предатели пили, закусывали и жаловались друг другу на свою нелегкую судьбу, на то, что бороться с партизанами день ото дня становится все труднее.
Белин нередко шел ночевать к Воронцовой. Этот маленький, похотливый человечек с потными, липкими ладонями за время оккупации сменил несколько жен. С Веркой он вступил в сожительство чуть ли не с первого дня ее появления в отряде Соколова. Он приходил к ней, ложился, не снимая сапог, на кровать и приказывал:
— Ну-ка, поставь любимую.
Верка заводила старый патефон, и звуки танго вырывались наружу сквозь неплотно прикрытые рамы. «Утомленное солнце нежно с морем прощалось…» — дребезжало на весь двор.
Соколов давал Воронцовой задания. В частности, требовал установить, кто ходит к местным сапожникам. Все сапожники находились у гестаповцев на подозрении. У сапожников, как известно, бывает много разных людей. В сапожной мастерской легче всего устроить явку. Поди разберись, кто сюда пришел. Может быть, просто заказчик, а может быть, и партизан.