Еще в раннем возрасте Сеня Гендлин обнаружил склонность к разного рода проделкам. Однажды мама Сени поехала лечиться в Крым, в санаторий. Не прошло и нескольких дней, как, выйдя рано утром в парк, она увидела перед собой… ухмыляющуюся физиономию сына. Сперва она даже глазам не поверила: он ли? Нет, Евгения Семеновна не обозналась: это был Сеня — собственной персоной. Вместо того чтобы пойти в школу, одиннадцатилетний парень взял, без спросу немалую сумму денег, отправился на вокзал, сел в поезд и преспокойно покатил в Крым, полагая, что путешествовать куда более интересно, чем сидеть в школе за партой.
Другому бы за такое самовольство крепко попало, а Семену эта его проделка сошла с рук.
Безнаказанность всегда чревата нехорошими последствиями. Не мудрено, что спустя два года Семен Гендлин вновь пожелал путешествовать. Пока отец и мать были на работе, он взял четырнадцать рублей, прихватил на несколько дней продуктов и скрылся в неизвестном направлении.
Долгое время никаких сведений о беглеце не было. Родители, отчаявшись увидеть когда-нибудь своего любимого сына, не знали, что и подумать. Разные мысли приходили им в голову: убит, утонул, заблудился в лесу… Розыск, объявленный по всей стране, ни к чему не привел. И вдруг через девять месяцев пришло письмо. Сын писал родителям, что жив, здоров, живет в Ташкенте и учится в Горном техникуме.
Адреса он своего не сообщил — то ли по рассеянности, то ли по какой-либо другой причине. Тем не менее Лев Исаакович немедленно выехал в Ташкент. Нашел Горный техникум, но Семен Гендлин в списках его учащихся не значился. Не было никаких данных о нем и в справочном бюро. Значит, опять обманул, решил отец. Случайно в его кармане оказалась фотокарточка сына. Лев Исаакович показал ее в техникуме. Тотчас послышались голоса: «Да ведь это никакой не Семен Гендлин, это Владимир Шалягин. Он учится у нас на первом курсе, живет в детском доме».
С «Владимиром Шалягиным» Лев Исаакович встретился в детском доме. Как и предполагалось, им оказался его Сеня. Представ перед глазами отца, он был несколько ошеломлен — уши его рубиново светились, не то потому, что Семену было стыдно, не то потому, что он ожидал, что теперь-то уж ему не миновать наказания. Но и на этот раз все сошло благополучно. Любящие родители снова простили чадо, даже не пожурили как следует. Отец был без памяти рад, что сынок наконец нашелся. На вопрос, почему он стал Владимиром Шалягиным и даже отчество сменил на «Николаевич», сын ответил, что решил-де начать новую жизнь, без родительской опеки. Приехав в Ташкент, он заявил, что отец его погиб на фронте, а мать умерла, и назвался Шалягиным Владимиром Николаевичем. «Сирота» был направлен в детский дом, а растяпы из местного загса выдали Семену Гендлину документы на имя Шалягина.
Лев Исаакович предъявил свои родительские права, забрал сына из детского дома и привез обратно в Харьков, где Сеня был встречен матерью, осыпавшей его горячими поцелуями.
Все это были проделки пока в общем-то сравнительно невинного свойства. К более крупным Семен Гендлин перешел позднее, после того как с трудом окончил школу рабочей молодежи и вернулся с военной службы.
Из армии Семена Гендлина демобилизовали досрочно, по случаю операции аппендицита. Семен снова появился в Харькове. Так как за время пребывания в армии он дважды лежал в госпитале, то считал себя достаточно знакомым с медициной и на этом основании попросил, чтобы его, как демобилизованного, направили на работу в Харьковский научно-исследовательский институт медицинской радиологии. В отделе кадров на вопрос об образовании Гендлин ответил; «Учусь заочно на четвертом курсе Московского университета». Никто не попросил его предъявить документы, ему поверили на слово и зачислили в лабораторию на должность инженера-радиста.
А Семен и не думал поступать ни в университет, ни в какое-либо другое высшее учебное заведение. Он полагал, что и без специального образования «выбьется в люди», исключительно за счет своего выдающегося нахальства да еще доверчивости, мягкости характера некоторых людей, стесняющихся лишний раз проверить документ, навести справку, чтобы — упаси боже! — не обидеть этим человека, которого они принимают на работу…
Итак, ни у кого в научно-исследовательском институте не возникло подозрений: студент ли Гендлин, имеет ли он право работать инженером?