Не ограничивал он себя и в употреблении спиртного. Дома у него всегда хранился запас вина. Между прочим, и другие служители костела любили приложиться к рюмочке. Бывший настоятель отец Иосиф, несмотря на почтенный сан и возраст, в конце концов даже спился, превратился в самого настоящего алкоголика.
Бывало, тихий Ковенский переулок оглашался веселыми криками, доносившимися из-за забора. Это ксендзы устраивали пирушки.
Под сводами костела с изображениями голубоглазых ангелов шла настоящая драка за власть. Настоятель Сидорс, занимавший этот пост после спившегося Казласа, точил зуб на ксендза Буткевича. Тот, в свою очередь, пытался подсидеть настоятеля. В свару были втянуты и некоторые верующие. Приход разделился на группировки. В костеле раздавались слова хулы, взаимных оскорблений, ползли всякого рода слухи, которые не заглушить было ни молитвами, ни благостным пением под орган. Кое-кто считал, что следует прибегнуть к более действенным мерам. Одна из активных католичек К., врач по специальности, рассказывала, что Буткевич просил у нее снотворное, которое хотел подсыпать настоятелю костела Сидорсу, чтобы тот во время богослужения упал, и верующие подумали бы, что он пьян.
Ничего удивительного в атом не было. Такова «традиция» католической церкви, являющейся одним из оплотов реакции и мракобесия. Ее служители никогда не гнушались и, не гнушаются пользоваться любыми средствами для укрепления своих позиции.
По просьбе Буткевича группа лиц, окружавших его, писала в различные инстанции жалобы на настоятелей. Нередко сам Ян Францевич принимал участие в составлении анонимок. «Все мы грешны», — лицемерно вздыхал он, заканчивая писание очередной жалобы, которая должна была, как он полагал, проложить ему дорогу в настоятели.
Председателем двадцатки в костеле был некто Наксянович. Он не являлся приверженцем Буткевича. Видя, что с Буткевичем собственными силами не справиться, Наксянович решил прибегнуть к помощи государственных органов и написал заявление, в котором, в частности, говорилось:
«…прошу обратить внимание на ксендза Яна Францевича Буткевича, на его поведение. Он окружил себя людьми, не внушающими доверия, занимается махинациями с картинами. Буткевич располагает крупными суммами денег, он просит у членов двадцатки не сдавать валюту в банк, а передавать ему, присваивает деньги — пожертвования верующих костелу. Буткевич не гнушается даже тем, что продает верующим молитвенники по завышенной цене. Получая деньги от верующих за исполнение треб, он берет их себе, не показывая как доход, уменьшая налог финансовым органам…»
Государство не вмешивается в дела церковные. Завелась под сводами «божьего храма» свара, пусть сами священнослужители и выборные церковные органы распутывают ее. Но в данном случае дело обстояло иначе. Сообщение, поступившее в следственные органы от председателя, двадцатки костела, было серьезным. Буткевич обвинялся в присвоении золота и иностранной валюты, в незаконных валютных операциях. Надлежало произвести тщательное расследование.
Следователь начал с того, что поручил финансовым органам сделать в костеле ревизию. По существующему положению, иностранная валюта, поступающая в церкви и религиозные общины в качестве пожертвований, должна обмениваться в государственном банке на наши деньги. Ревизоры подняли документы и установили, что за двенадцать лет, начиная с 1953 года, казначеи костела оприходовали всего 70 долларов. А между тем только за время работы ревизоров, за одну неделю, поступило 90. Неужели же за все предыдущие 627 недель количество поступившей в костел иностранной валюты составило лишь 70 долларов? Что-то подозрительно мало!
Лица, имеющие отношение к сбору пожертвований, показали, что валюту они, как правило, передавали Яну Францевичу. Значит, почтенный ксендз просто-напросто прикарманивал ее. Ревизоры установили также, что за двенадцать лет оприходовано всего 25 золотых рублей, а в банк сдано и того меньше. Где же остальные? Во всяком случае, следователю было над чем поразмыслить.